Мальчишка сделал ошибку. Теперь в этой пьесе моя роль была главной.
Я посторонился, специально не отходя от двери, так, чтобы они, проходя мимо, касались меня своими телами.
— Извините, — прошелестел старший и проскользнул внутрь.
Мальчик ничего не сказал, он просто опустил глаза, прикрылся густыми пушистыми ресницами и утонул в темноте прихожей. Но от меня не ускользнуло, как он воровато коснулся моей ноги.
Я ещё немного постоял снаружи, давая им привыкнуть к новому ощущению. На лестнице никого не было. Соседские «глазки» надёжно замазаны жиром. Хорошо.
— У вас тут темновато, — неуверенно произнес старший, когда я закрыл дверь. Его улыбка влажно сверкнула в полумраке. Где-то там, в темноте, угадывался мальчик. Он был молод и ещё не совсем утратил способность ощущать опасность. Когда зомби стареет, многие старые инстинкты отмирают. А чувствовать опасность — это слишком человеческий инстинкт.
— Я люблю, когда темно, — ответил я. — Так легче смотреть на мир. Проходите в комнату. Там нам будет удобнее.
Они окрыли дверь, вошли, сели на диван под пристальными взглядами кукол. Сотни, тысячи кукол. Все стены заняты их пёстрой толпой. Полки, полки. Фарфоровые лица, стеклянные глаза. Множество кукол. Все девочки, только один мальчик в коричневом котелке. Это его голос я слышал в коридоре.
— Вы коллекционируете их? — Старший удивлённо крутил головой.
— Нет, — ответил я. — Они просто тут живут. Приходят ко мне и живут. Я не против. Они же платят мне, почему бы им не жить здесь?
Оба удивленно посмотрели на меня, но ничего не сказали.
В полумраке зашторенных окон я видел расширенные глаза мальчика. Он смотрел то на меня, то на кукол, то снова на меня. Мне показалось, что мальчишка выглядит, как зверёк. Я даже тихо засмеялся.
— Что вы сказали? — Старший наконец почувствовал нехорошее. Беспокойно заёрзал. — Я не расслышал…
— Ничего, — ответил я. — Я просто засмеялся. Вы так смешно выглядите. Как будто два кролика. Таких лохматых кролика с прозрачными розовыми ушками.
— Кролика? Я не совсем понимаю…
— Пошутил.
— А где же ваши книги? — Он нервничая, трогал лицо, губы, глаза.
— Книги?
— Да. Вы же сказали, что читали Библию. Значит, она у вас есть, наверное, у вас есть ещё книги. Много книг. Я бы хотел…
Трясущимися руками он попытался открыть портфель. Но я вырвал чёрный прямоугольник из его рук.
— Книги в другой комнате, вы можете пройти туда. Я покажу вам. Идите, идите…
Я завладел ими.
Как только зомби лишились власти, они сделались жалкими. Их тела превратились в мешки с мусором, кожа сморщилась, глаза принялись бегать из стороны в сторону, улыбка больше напоминала оскал.
Я отошёл от двери, но они не сделали попытки убежать.
— Ну же, — подтолкнул я старшего. — Книги. Там всего лишь книги.
— Да, конечно. — Он направился к двери, мальчишка попытался шмыгнуть за ним, но я схватил его за плечо:
— Ты подождешь тут, малыш. С куклами. Так будет лучше.
Зомби никогда не сопротивляются, когда чувствуют силу. Я ни разу не видел, чтобы они защищали друг друга. Заботились. Только на словах, может быть. Но это не в счёт.
— Где же они? — спросил старший уже в прихожей.— Нам ещё нужно много квартир обойти. Сегодня на редкость загруженный день. Может быть, в следующий раз я ещё приду? Сейчас нужно идти и…
Его голос был похож на картонку, грубо оторванную от коробки с обувью. Такой неровный, шероховатый. Этот мерзавец собирался убежать и оставить мальчишку у меня.
— Уже скоро, — успокоил я его. — Уже скоро. Туда, пожалуйста, Там дверь, где ждут вас ваши книги.
— Тут? — Зомби некуда было деваться. Он открыл дверь. Вошёл в ванную.
Мне осталось совсем немного.
Протянуть руку и втолкнуть его внутрь.
Потом я вошёл и запер за собой дверь.
— Что вы делаете?! — Холодный край ванны ткнулся ему под колени. — Что вы делаете?!
Он ещё что-то говорил. В последний момент зомби начинают сопротивляться, но это только вопрос техники. Стратегия не имеет никакого значения, она осталась позади.
Я ударил его два раза тяжёлым молотком.
И понял, почему моё дыхание так участилось тогда в коридоре.
У каждого зомби своя сила, она прячется в разных местах, в разных органах. Мощь этого жила в его блестящих зубах. Теперь, когда я сломал их, выбил все до единого, он уже не сопротивлялся. Не пытался говорить, обволакивать мой ум словами. Ему стало ясно, кто тут кукловод. И он добросовестно отзывался на каждое моё движение, на каждое касание.
Представить себе трудно, но он даже помогал себя раздевать!
Аккуратно, с военной педантичностью, я заворачивал каждый отрезанный кусок в целлофан. Укладывал на специальную полочку. Кусок за куском, пока весь зомби не был уложен на квадратном метре полок. Чисто и красиво. Несколько капель все-таки попали на кафель, но я без труда смыл их.
Закурил.
Надо будет заказать новую куклу. Такого щеголеватого шатена с чёрным чемоданчиком. Пусть это будет высокая кукла. В конце концов, надо разбавить женскую компанию. Иначе мальчишка в котелке заскучает.
Подумав о мальчишке, я вспомнил про молодого зомби.
Тяжёлый сигаретный дым плавал под потолком, тщетно стараясь проникнуть в наглухо забитое отверстие вентиляции. В моей ванной иногда очень плохо пахнет.
Мальчишке я даже сочувствовал. Конечно, зомби, но молодой. Ведомый. В его портфеле наверняка есть Библия. Он прочитал её от корки до корки. Возможно, даже следует её заповедям.
Все эти притчи
А если он искренен?
За все эти годы мне не встретилось ни одного честного зомби. Но все-таки… так хотелось надеяться.
Я вспомнил, как он коснулся моей ноги. Как смотрел через лес ресниц
Зомби никогда не бывают искренними.
Окурок зашипел в крови и погас.
Мальчик спрятался за кресло, прижимая заплаканное лицо к коленям. Он только ещё глубже забился в угол, услышав звук открываемой двери.
— Вылезай, — сказал я.
Мне пришлось отодвинуть кресло в сторону, чтобы наконец поднять его с пола. Его щеки были мокрыми.
— Не плачь. Я тебе ничего не сделаю, если ты мне скажешь… Ты читал Библию?
Он неистово закивал. Мне показалось, что его голова оторвется раньше времени.
— Ты знаешь её наизусть? Слово в слово? И, наверное, следуешь её заветам?
Кивок.
— Хорошо… Ты хороший мальчик.
Он смотрел на меня расширенными, покрасневшими глазами. Он смотрел на меня так, что мне ничего уже не оставалось делать, как начать его раздевать. Потому что я видел, как из его глаз на меня смотрит лживое существо. Тварь, у которой внутри булькает котел, где варятся желания и страхи. Грязное, подсвеченное изнутри красным варево всплывало на поверхность блестящими пузырями, лопалось с негромким звуком. И в каждом таком пузыре звучало: «Хочу!», «Хочу!»
