Волосы Джеральда были в полном беспорядке (возможно, от того, что собака слизывала с них кровь), но очки плотно сидели на положенном месте. Джесси видела его полуоткрытые и блестевшие из-под припухших век глаза. Его лицо представляло собой застывшую маску с уродливыми красными и пурпурными пятнами, как будто даже смерть не могла смягчить его гнев в ответ на ее внезапный каприз (казалось ли это ему капризом? Ну, конечно, именно так он и считал), заставивший Джесси передумать.
— Отойди от него, — приказала Джесси собаке, но голос прозвучал сдавленно, печально и как-то бессильно.
Собака лишь слегка повела ушами, но не остановилась. Она продолжала тянуть предмет с вздыбленными волосами и безобразными пятнами на лице. Этот предмет уже не напоминал Танцующего Джеральда. Теперь это был Мертвый Джеральд, скользящий по паркету спальни, в чьи вялые бицепсы вцепились острые зубы пса.
Оторванный кусок человеческой кожи свисал с морды собаки. Джесси пыталась убедить себя, что он похож на кусок обоев, но на обоях — по крайней мере, насколько она знала — не бывает родинок и следов от прививок. Теперь она видела розовый мясистый живот Джеральда, отмеченный маленькой дырочкой, которая была пупком. Его пенис болтался и подергивался в гнезде волос на лобке. Ягодицы с присвистом скользили по натертому до блеска паркету.
Внезапно удушающую атмосферу ужаса пронзило копье злости, такое же яркое, как и молния, взорвавшаяся у нее в голове. Она более чем с радостью приняла это новое настроение. Ярость не поможет ей выпутаться из этой кошмарной ситуации, но она могла бы стать противоядием шокирующей нереальности происходящего.
— Ты, ублюдок, — произнесла она низким, дрожащим голосом. — Ты, коварный ублюдок.
Хотя Джесси не могла дотянуться до чего-нибудь, стоящего на полочке со стороны Джеральда, она поняла, вращая левым запястьем внутри наручника, что может дотянуться пальцами до своей половины полки. Она не могла повернуть голову, чтобы увидеть предметы, к которым она прикасалась (они находились за пределами того, что люди называют боковым зрением), но это не было так уж важно. Она и без этого прекрасно знала, что там может находиться. Она двигала руками из стороны в сторону, касаясь кончиками пальцев тюбиков с косметикой и, стараясь пробраться вглубь полочки, столкнула некоторые из них. Несколько коробочек скатились на покрывало, другие упали на пол, рикошетом отскочив от ее левого бедра. Но ни один из этих тюбиков даже отдаленно не напоминал предмет, который искала Джесси. Ее пальцы сжали коробочку с кремом «Нивея» для лица, и на мгновение ей показалось, что это то, что нужно. Но коробочка была маленького размера, слишком маленькая и легкая, чтобы поранить собаку, даже если бы она была сделана из стекла, а не из пластмассы. Она отшвырнула коробочку и возобновила свои поиски вслепую.
Продвинув руку немного дальше, Джесси ищущими движениями наткнулись на круглый край стеклянного предмета, который был самым большим из всех уже ощупанных ею. Она не сразу смогла понять, что это такое. Глиняная пивная кружка, висящая на стене, была лишь одним из многочисленных сувениров, напоминающих Джеральду о былых веселых деньках; теперь она прикасалась к еще одному. Эта была пепельница, и единственной причиной, почему она не сразу узнала ее, было то, что пепельница не принадлежала ее половине полки, обычно она стояла возле стакана со льдом. Кто-то, возможно миссис Дол — прислуга, убирающая в доме, а может, и сам Джеральд передвинул ее с одного края на другой, чтобы вытереть пыль на полке или освободить место для чего-нибудь. Причина не имела никакого значения. Пепельница стояла здесь, а этого было вполне достаточно.
Джесси сомкнула пальцы вокруг круглой поверхности, ощущая два углубления по краям — выемки для сигарет. Крепко зажав пепельницу, она максимально отвела руку назад, а потом выбросила ее вперед. Удача сопутствовала ей, Джесси опустила запястье как раз в тот момент, когда цепь наручников натянулась и звякнула, издав звук разбивающегося на мелкие куски кувшина. Все это было проделано импульсивно, снаряд был разыскиваем, найден, а потом брошен, прежде чем Джесси успела осознать всю бесполезность этой затеи, так как вряд ли женщина, получавшая тройки по физкультуре во время обучения в колледже, могла попасть в собаку пепельницей, особенно учитывая то обстоятельство, что собака находилась в пятнадцати футах, а руки женщины были закованы в наручники.
Но, несмотря на все это, Джесси попала. В полете пепельница перевернулась, показывая написанный на боку лозунг. Джесси не могла прочитать его со своего места, да ей и не нужно было читать; там было оттиснуто латинское выражение о служении, процветании и мужестве. Пепельница снова начала переворачиваться, но, так и не успев выполнить переворот, врезалась в костлявые лопатки собаки.
От неожиданности и боли пес взвизгнул, и Джесси ощутила дикий, первобытный триумф. Ее рот растянулся в зловещей ухмылке. Она завопила, как в бреду, выгибая спину и вытягивая ноги. Она не ощущала боли, исходящей от плеч и всех затекших сочленении. Все это придет несколько позже — каждое движение, поворот, но теперь она двигалась, воодушевленная своим успешным броском, и чувствовала, что если хоть как-то не выразит свой триумф, то просто взорвется. Она отбивала барабанную дробь ногами по покрывалу, раскачивалась из стороны в сторону, пышные пряди волос бились по щекам и вискам, на шее от напряжения выступили жилы.
— ХА! — кричала Джесси. — Я… ДОБРАЛАСЬ ДО… ТЕЕЕБЯ! ХА-ХА!
Пес отпрянул назад, когда пепельница ударила его, и отпрыгнул снова, когда пепельница грохнулась на пол и покатилась к противоположной стене. Уши прислушивались к изменениям в голосе бестолковой хозяйки. Теперь в нем звучал не страх, а триумф. Сейчас она встанет с кровати и начнет пинать его ногами, которые теперь уже не будут такими мягкими.
Принц знал, что будет очень больно, как бывало уже не раз, если он останется здесь; так что лучше убраться восвояси.
Он повернул голову, чтобы убедиться, что путь к отступлению все еще свободен, но притягательный и дурманящий запах свежей крови и мяса стал еще сильнее. Желудок свело от голода, пес заскулил, колеблясь между двумя противоположными желаниями, и снова выпустил струйку мочи. Запах собственных испражнений — запах, говорящий о слабости и беспомощности вместо силы и уверенности, — усилил его замешательство и расстройство, и он снова заскулил.
Джесси вздрогнула от этого пронзительного и неприятного звука — она заткнула бы уши руками, если бы могла это сделать, и собака сразу уловила изменения, происшедшие в комнате. Что-то в запахе, исходящем от женщины, неуловимо изменилось. Ее начальный запах рассеялся, хотя и был еще свежим и новым, но собака почувствовала, что нового удара, возможно, не последует. Первый удар был скорее пугающим, чем болезненным. Собака сделала неуверенный шаг к руке, которую она выпустила из пасти… к дурманящему запаху крови и мяса. Она внимательно следила за хозяйкой во время своего продвижения. Ее первое представление о хозяйке, как о существе безопасном и беспомощном, было ошибочным. Так что лучше быть крайне осторожной.
