Даву улыбнулся, раскрыв рот, полный золотых зубов, — наград за победу в рекламном фестивале «Львы Аустерлица». Прочие маршалы сделали вид, что не слышат похвалу.
— Да, сир, разумеется, сир. Мне очень приятно.
— Я не забываю успехов, маршал. Хотя бы потому, что вы не проиграли ни одного фестиваля, а ваша реклама всегда отличалась масштабом и помпезностью. Да и тут — вся Москва в плакатах, рекламные клипы, режиссируемые лично великим Талейраном, — пусть и затратно, зато качественно. Увы, тем не менее мы продолжаем терять рейтинг. Вспомните наши позиции ещё десять лет назад! Да вся Россия умилялась от Франции. Недорогие туры в Париж, песни шансонье, популяризация вина «божоле» и лягушачьих лапок — их вкушали с таким удовольствием, что мне ночами грезились болота, где толпы лягушек-инвалидов мрачно стоят на микроскопических костылях. А французское кино! Спецэффекты, страсти, высокобюджетное уничтожение планеты на экране. Эта страна свалилась к нашим ногам, как перезревшее яблоко. А теперь что, месье?
Маршалы дружно зацокали языками.
Цоканье в переводе означало очень многое. Дескать, раньше и трава была зеленее, и фуа-гра жирнее, и любовь по-французски — так французиста, что словами не передашь. Евгений Богарне, маршал по эксклюзивному креативу, в глубочайших мысленных страданиях прикусил губу, стараясь изобрести достойную рифму к слову Наполеон. Но ничего приличного в голову не врывалось — разве что «он», «игуанодон», «слон» и «хамелеон». За подобную ерунду великий император вряд ли похвалит.
— А может, ну её, эту Россию? — робко сказал Богарне.
Взгляды маршалов едва не пронзили его насквозь, как сабли кавалерии. Даву стал подниматься, засучивая правый рукав пиджака, но на нём повисли Ней и Мюрат.
— Дуэль… — задыхался Даву, фырча, как морж. — Немедленно! Эй, шпаги нам!
Наполеон шлёпнул открытой ладонью по столу.
— Евгений прав, — грустно согласился он. — Я тоже подмечаю, что мы зря теряем тут время. Тратим деньги на рекламные кампании, нанимаем лучшие пиар-агентства, тогда как Кутузов спокойно может втихую учредить левую фирмочку вроде «Тарутино Лимитед», [10]собрать пожертвования спонсоров, и — сильвупле. Трудно играть с партнером, у которого припасено сорок тузов в потайном кармане. Здесь ведь деньги не принято хранить в банках.
— Разве что в трёхлитровых… — вставил Богарне, стараясь не глядеть на Даву.
— Вуаля, — кивнул Бонапарт. — Иначе говоря, моё сердце холодит неприятное предчувствие. Наша русская кампания напоминает третий сезон «Игры престолов»: сначала все долго и нудно куда-то шли, а потом разом взяли и передохли. С кем нам, пардон, соревноваться — с этими роликами за двести франков? Я не вижу достойного противника.
Он положил на тарелку изящно обглоданную лягушачью косточку.
— Обидно, мой император, — поддержал Мюрат. — Мы, обладающие лучшей в мире машиной пропаганды и прекрасными финансовыми возможностями, проигрываем в рейтинге какому-то одноглазому проходимцу с доморощенными специалистами по маркетингу. Наши рекламные кампании заставили склониться перед Францией народы Германии, Австрии и Португалии. Даже британцы, на чьём языке говорит половина мира, и гордые ацтеки прониклись красочностью роликов. Каждое выступление Наполеона на youtube традиционно собирает как минимум пять миллионов «лайков». Мы убедили всех, что французский стиль жизни и французская кухня бесподобны, а любой чахлый иностранец ощутит экстаз благоденствия под скипетром нашего великого монарха…
Ней заёрзал на стуле.
— Ну, не совсем… — возразил он. — Вспомните, пиар-кампания в Испании провалилась.
— О, ну так испанцы ничуть не лучше русских, — брезгливо махнул рукой Мюрат. — Они слабо восприимчивы к рекламе, даже к самой профессиональной. Но Россия — это худший вариант, мон шер. Здесь есть три бренда, которые никогда не надо рекламировать. Алкогольные напитки, ремонт дорог и борщ популярны всегда. Проблема в следующем, ведь все мы знаем: сила «Великой Армии» — иллюзия. Мы столько денег вложили в рекламу Франции, что на войну средств уже не осталось. И если начнётся восстание, то империя рухнет. Наши жандармы прекрасно умеют обращаться со смартфонами и сутками торчать в «Фейсбуке», но против Кутузова им несдобровать.
Даву, грозно сверкая зубами, начал опять подыматься, но его придержал за рукав Ней.
— Вы правильно оцениваете реальность, мон ами, — грустно заметил Богарне. — Что там втузов с его малобюджетным отребьем! Скинхеды Давыдова и Кожиной совсем обнаглели. Представляете, едет недавно в метро от «Ветхозаветной» полковник Франсуа Бертье — заслуженный ветеран, кавалер ордена Почётного легиона, культурный человек и большой интеллектуал. И вот, на станции «Илья Пророк» заходят в вагон давыдовцы. Ни «бон суар» тебе, ни «бон жур», сразу прицепились к пожилому человеку, обозвав его «лягушнёй зачуханной». Мсье Бертье любезно поклонился и объявил наглецов арестованными. Так мало того, что они вызывающе отказались пойти с ним, — бедолагу избили прямо в вагоне, а затем взяли ножны от его же сабли и… Нет, мои уста не осмеливаются это произнести.
Богарне склонился к уху Мюрата и что-то быстро шепнул.
— Не может быть, — с удивлением воззрился на него Мюрат. — Они же тудане влезут!
— Мне, как и вам, остаётся ужасно сожалеть, но таки влезли, — горько улыбнулся Богарне. — Прочтите вчерашнюю сводку происшествий. Мы уже имеем дело с организованным сопротивлением целой группы лиц, и, похоже, они не являются целевой аудиторией нашей рекламы. В Москве произошла серия чудовищных террористических актов. Погибло восемь жандармов, десятки раненых… Вот, пожалуйста, и результат действия кустарных роликов Кутузова, спонсируемых из нелегальных источников. Да гори синим пламенем этот неблагодарный город, мой император. Что именно мы здесь забыли?
Бонапарт, доселе внимательно слушавший, вскочил с кресла.
— Пока мои верные маршалы вели здесь спор, — мягко сказал он, щёлкнув костяшками пальцев, — я придумал весьма неплохое стихотворное сочетание, вполне отвечающее местным вкусам и реалиям. «Наполеон — самогон». Но боюсь, это единственный выпад, коим мы способны ответить русским. Одна удачная рифма, а у противника их тысячи. И нас будут постоянно долбить по головам этим мерзким «Кутузов — французов», пока мы окончательно не сойдём с ума. Близится зима, господа. Весь наш бюджет потрачен на пышные презентации и выставки, а спонсоры косятся в сторону русских, вслед за подлыми ацтекскими канальями «Дюрекс» и «Сникерс». Ах, как прекрасен был фестиваль при Бородино, фортуна страстно осыпала нас поцелуями! Знаете, я до сих пор помню лицо графа де Коленкура, буквально багровое от радости и гордости, чуть-чуть посиневшее в момент демонстрации его эксклюзивного ролика о природном превосходстве фондю над расстегаями… Кстати, никто тут не знает, почему он столь неважно выглядел?
