Маршалы, как по команде, закашлялись.
— Ну, он же умирал, ваше величество, а это всегда так, — сообщил Богарне. — Едва русским дали серебряную ветвь в качестве приза, у Коленкура инфаркт случился. [11]Сгорел на работе. Отважный человек, умер смертью, достойной зависти. Хотя, ведь все мы умрём.
Мюрат и Ней в ужасе отодвинулись от Богарне, сделав вид, что рассматривают картины на стенах Кремля. Даву поднялся — на этот раз ему никто не мешал. Со вкусом засучив рукава, он схватил вице-короля Италии за отвороты мундира, сухо затрещало сукно.
— Э… я хотел сказать — почти все… — заблеял Богарне, осознав чудовищность своей ошибки.
С тоской глядя на свару маршалов, Наполеон выругался, что для люциферианства считалось грехом. Правда, император Франции не скрывал своего атеизма и веры в пиар-технологии, посему нарушение канонов церкви его не сильно-то и волновало. «Война с Россией была провалом, — вдруг осознал Наполеон. — Никакая реклама больше не действует. Да Люцифер с ними, с „божоле“ и фондю, но почему ж они устриц-то не покупают, проклятые? Так, что-то и мне теперь захотелось под стакан самогона прожевать кулебяку с капустой. Надо валить из этой страны, пока она сама тебя не оккупировала».
Беднягу Богарне меж тем смяли окончательно.
Ней и Мюрат (здраво рассудив) примкнули к Даву, трясшего коллегу как грушу — голова несчастного болталась взад-вперёд. Маршалы, впрочем, особо не усердствовали, Мюрат отвесил Богарне лёгкую оплеуху, а Ней и вовсе ограничился парой пинков.
— Господа! — послышался голос Наполеона. — Извольте прекратить скандал!
Даву нехотя отпустил лацканы мундира Богарне, и тот кулем свалился на пол.
— Нам следует подумать о путях отхода, — горько произнёс император, собственные слова били его по ушам. — Рекламная кампания проиграна, смысла больше нет. Пора возвращаться в Париж. Мой храбрый Даву, найдите, пожалуйста, через сайт «Великой Армии» людей, смыслящих в минировании и взрывчатке. Клянусь, я от Кремля камня на камне не оставлю. Отступать мы будем помпезно — пустим через прессу слух, что едем на международную ярмарку морепродуктов в Санкт-Петербурге, иначе от нас последние рекламодатели отвалятся. Но прежде, монсеньоры, мы просто обязаны сделать одну вещь.
Маршалы дружно встали, выстроившись в шеренгу.
Наполеон прошёлся перед ними вправо-влево, заложив руки за спину.
— Найдите мне тех людей, что убили вчера восемь жандармов, — отрывисто приказал он, по-птичьи дёргая головой. — Желательно, захватите живьём. Нам нужна показательная казнь. Я надеюсь, Французской империи ещё служат люди, умеющие нормально стрелять?
— Не имеет значения, мой император, — ответил изрядно помятый Богарне. — Расстрел будет транслироваться в прайм-тайм, и такое шоу никто не пропустит. Мы обретём кучу рекламодателей, концерны всего мира передерутся за право разместить свои ролики. Казнь осуществят либо гастарбайтеры, либо добровольцы из туземцев. Думаю, надо как можно скорее объявить конкурс с призами. Скажем, «Найди под крышечкой „бонапарт-колы“ череп и кости и прими участие в шоу „Пристрели партизана!“». Священники-люцифериане осудят нашу кровожадность, но мы сошлёмся на их же Библию, напомнив о Законе Божьем: «око за око, зуб за зуб». Это вовсе не убийство, а наказание добром зла. Едва лишь телезрители увидят, как добрые люди вяжут злым чёрные повязки на глаза, а потом пускают пулю в затылок, — рейтинги вырастут в разы. В доисторические времена, когда добро дробило злу кости, топило в проруби и душило сзади проволокой, никто не возражал. Добро беззащитно, поэтому ему многое прощается.
Наполеон удовлетворённо кивнул.
— Бесподобно, дорогой маршал. Поезжайте на телестудию и займитесь этим сейчас же.
— Слушаюсь, мой император.
…Даву, Ней и Мюрат ожидали: проходя мимо них, Евгений Богарне изобразит презрение или как минимум безразличие. Однако маршал шествовал тяжёлой поступью, словно обозный конь. Он закрыл дверь и, прислонившись к косяку, вынул из нагрудного кармана телефон. Лицо менеджера отливало странным, еле заметным голубым цветом.
Глава 9
Божество
(Через 2 часа, отель «Ампир», неподалеку от Сухаревки)
…Оно наконец-то обратило взор на Короля, стоявшего перед ним на коленях.
— Можешь чувствовать себя свободно. Ты выполнил мою просьбу.
— Да, господин. — Король уже избавился от цивильного серого костюма с военными эполетами — формы высших рекламных менеджеров Наполеона Бонапарта… как, впрочем, и от самого тела маршала Евгения Богарне. — Я укрепил француза в желании отомстить за мёртвых воинов. Теперь вся оккупационная армия брошена на поиски двух убийц, везде расклеиваются их портреты, фотографии транслируют по телевидению, открыта «горячая линия», куда могут звонить доносчики. Обещана награда в миллион золотых франков.
Божество удовлетворённо кивнуло, протянув руку.
Король впился в ароматную плоть губами. Казалось, для него ничего нет слаще. О, как же он счастлив. Люцифериане — ничтожные твари. Они могут лишь поклоняться изображению своего бога на деревянной доске да возносить молитвы в пустое небо. Но правителю подземелий повезло, он говорит с богом, чувствует его и прикасается к нему: ощущая вкус сахара, ванили и биение божественного сердца.
Вот скажите — разве это не счастье?
Место проживания божества (разумеется, люкс) наполняло душу Короля благоговением. Ярко-бордовые стены, тёмные, особого вида алые кактусы в кадках, диваны из кожи, отсвечивающие багряным, дивные столики красного дерева, картины у потолка, изображающие бушующее пламя, и даже люстра, испускающая мрачный рубиновый свет. То ли огонь, то ли кровь. А может, оба вместе? Король инстинктивно облизнулся, вспомнив человеческую кровь, кипящую на подземных алтарях святилища. Да, у их кумира отменный вкус.
Божество ласково улыбнулось.
— Прости, но у меня осталось маленькое порученьице…
— Всё, что угодно, — захлебнулся преданностью Король. — Для тебя — моя жизнь.
Он не смотрел божеству в глаза. Не то чтобы не хотел, — не осмеливался.
— Эти двое очень сильны, — печально сказало оно. — Мы не оценили их по достоинству и пожали плоды неудач. Спасибо за твои старания, но, пока тебя не было, я придумал иной ход. Мы обязаны попробовать, понимаешь? Их необходимо разделить, поскольку поодиночке расправиться с ними легче. Я думал, эта версия мира сработает, однако… они объединились. Конечно, французы помогут, однако… Увы, я снова вынужден попросить тебя об исключительно важной услуге. Той, что ты уже делал для меня. Я знаю, как это больно.
