– Сюда? – спросила она.
– Нет, следующий, – ответил я.
У знака «Эджертон, центр» маленькая машинка Эшли свернула с автострады. Некоторое время мы ехали мимо холмистых полей по четырехполосному шоссе с разделительной полосой, а потом как-то вдруг, без всякого перехода, замелькали по сторонам ларьки-закусочные, заправочные станции, мотели и супермаркеты – типичная окраина большинства американских городков. В тот момент, когда мы проезжали мимо рекламного щита, приглашавшего нас в «Эджертон, город с добрым сердцем», спокойный и недвижимый, напоенный солнцем воздух вдруг подернулся дрожащей пеленой-вуалью, будто маревом, а затем снова прояснился.
– Я успею завезти тебя в больницу, если тебе туда, – сказала Эшли.
Зажегся красный свет на светофоре у перекрестка рядом с двумя трехэтажными офисными кирпичными зданиями, парковкой и баром под названием «Прогулка в никуда». Под табличкой с названием улицы треугольный зеленый знак указывал направление к больнице Святой Анны.
– Кажется, нам туда, – сказал я.
Проехав четыре квартала, мы остановились у входа в госпиталь. Я сказал:
– Эшли…
– Не надо. Тебе некогда видеться со мной. Надеюсь, твоя матушка поправится. Если ты хотел спросить, где я остановлюсь, – отель «Мерчантс».
Она сидела в машине, пока я доставал из багажника вещи. Я подошел и наклонился поцеловать ее на прощание.
Женщина в справочном сообщила мне, что пациентки по имени Стар Данстэн нет, зато в отделение интенсивной терапии поступила Валери Данстэн. Она выдала мне зеленую пластиковую карточку-пропуск и подробно объяснила, как повернуть направо после кафе, подняться в лифте на третий этаж и далее следовать указателям.
Оцепеневший от ужаса, я блуждал по унылым больничным коридорам, пока медсестра не подвела меня к вращающимся дверям. Сбоку на стене висел указатель: «Отделение интенсивной терапии». Повинуясь приказу на табличке над раковиной, я вымыл руки, затем толкнул перед собой еще одну вращающуюся дверь, втащил свой багаж в длинное, слабо освещенное помещение с боксами – закрытыми белыми пологами койками, стоявшими по окружности, в центре которой располагался ярко освещенный центральный пост, – и подошел к конторке дежурной. Сидевшая передо мной сестра окинула меня скорым оценивающим взглядом, каким детектив супермаркета определяет магазинного вора. В самом дальнем конце комнаты перед одной из коек стояли тетушки Нетти и Мэй. Они показались мне еще более грузными, чем в последнюю нашу встречу, а их волосы стали полностью седыми и сказочно сияющими.
Сестра подкатилась вместе с креслом на полдюйма ближе к конторке и спросила:
– Чем могу помочь?
Незамедлительный и бессловесный обмен взглядами дал мне понять, что не удастся и шага ступить без ее высочайшего соизволения. Бэйджик с именем, пришпиленный к свободного покроя зеленой униформе, гласил: «Л. Цвик, д. м.[15]».
– Данстэн, – сказал я. – Стар Данстэн. Простите – Валери.
Голова сестры склонилась над доской с именами пациентов:
– Пятнадцатый бокс.
Навстречу мне уже спешила Нетти.
О Великие Сущности и Неземные Прародители!
За несколько дней до того, как вокруг меня должны были сомкнуться тюремные стены восьмого класса училища, мне удалось получить передышку на заросшем травой лесном лугу, полого поднимавшемся, а затем сбегавшем к незнакомой мне дороге. По обоим краям луга к той дороге тянутся леса. Между верхней точкой луга и гребнем леса стоял на три четверти развалившийся заброшенный дом из кирпича и камня. Из груды каменных блоков вздымался очаг. В самом дальнем углу развалин еще один дымоход и закопченная стена поддерживали остатки крытой черепицей крыши, нависавшей над уцелевшей частью дома. Дальше уже голые балки свисали над кирпичным крошевом. В тот самый миг, как я увидел эти развалины, «крючок» в моих внутренностях сделал такую мощную подсечку, что я едва не свалился, и голос откуда-то изнутри загудел: «Ну, наконец-то!» Или что-то похожее. А может: «Ты здесь!» Как бы там ни было, могущественный голос поведал мне, что время для серьезных дел пришло.
Я понял, что сейчас моя обязанность – осмотреть мою собственность, чтобы, так сказать, «вступить во владение». И я отправился в обход по периметру развалин, подмечая, как пробилась меж камней трава, как огонь обжег рассыпанные повсюду кирпичи до цвета пережаренного тоста, как проступившая вода обозначила контуры подвала. Я видел гибельную работу разрушения в последних усилиях гниющих балок и в эрозии черепицы. А перед фасадом дома каменная кладка высотой до самой крыши тянулась примерно футов на двадцать от очага. Глубокие проемы обозначали окна второю и третьего этажей. Под ними, примерно на уровне моего подбородка, ровные оконные арки, заляпанные птичьим пометом, глазели из пространства, бывшего когда-то гостиной. Я опустил трясущиеся руки на засыпанный песком оконный брус и заглянул внутрь.
В замкнутое с двух сторон пространство в три этажа высотой лился свет. Поблескивая в его лучах, мельчайшие частички пыли оседали на цементный пол, который был покрыт осыпавшейся штукатуркой, сломанными трубами и обугленной древесиной. Здесь и там сквозь трещины в полу пробивалась трава. Отпечатки лап пятнали толстый, усеянный перьями слой пыли. С другой стороны темнела стена леса Я подпрыгнул, обеими руками ухватился за дальний край оконного бруса и, извиваясь, корчился до тех пор, пока не дотянулся ногой до ровной каменной тверди. Затем я спустился на пол и впервые ступил на территорию унаследованных мной владений.
Или: унаследованные мной владения вошли в меня.
Вам, читающим на страницах записной книжки от «Буром и Пиз» или дневника эти строки, начертанные той же надежной авторучкой «Монблан», из-под пера которой в былые дни вышли мои черновые наброски воспитательных посланий к миру, – вам уже известна значимость полуразрушенного дома для Вашей Великой Расы. Именно внутри той самой священной двухсторонней замкнутости Великие Старейшие наполнили мои ранние муки и унижения спасительным величием Готовности. Старшее Божество заговорило, и я узнал Все. Голос Его был низким, чуть охрипшим, доверительным, усталым от бремени многовековой власти, но грозным и повелительным. Познал я и радость от того, что мой Неземной Отец, чья Истинная Личность мне до сих пор неведома, донес до меня самую суть Великой Миссии, ради которой я был отправлен на Землю. Роль моя стала ясна, Природе моей было дано Объяснение. Наполовину человек, наполовину бог, я был первым событием в цепи событий, я был началом Пути, и миссией моей было Истребление. После меня – Апокалипсис, торжественный выход сквозь разодранные небеса моих кожистых, когтистых, крылатых, алчных и прожорливых Прародителей – Старших Богов, потом уничтожение человечества и Ваше так долго ожидаемое повторное вступление во владение планетой Земля. Я перелез через остатки каменной кладки, добавил свой след к отпечаткам следов зверей, пробегавших здесь, и со мной заговорили. По причине моей собственной тленности я должен быть направляем во времени вероломной тенью, и разрешить эту проблему – моя обязанность. (В несказанно приятных взору окрестностях военного училища «Фортресс», что в Оулсберге, штат Пенсильвания, мне надлежало услышать еще больше.) Вы, о Великие Старейшие мои, рассчитывали на мои усилия. Могущественный Голос возвестил: «Мы – дым, струящийся из пушечного жерла». Мне очень полюбилась эта фраза, она говорила о неумолимости грядущего разрушения, дарованного мне Священной Миссией. Фраза стала моим талисманом, я непрестанно повторял ее про себя: «Мы – дым, струящийся из пушечного жерла». Слова эти вдохновляли меня и придавали сил. Мне сообщили, что предназначавшиеся только для меня особенные удовольствия я обрету по завершении моей Миссии. С другой стороны, в незначительных удовольствиях, а именно тех, что имеют привлекательность для юноши, каковым я являюсь, отказа не будет. В разгар нескончаемых страданий грядущее обещало мне в скором времени немало забав.
