— Что случилось?
Они смущенно поглядывали друг на друга. Стоявший у окна махнул рукой, как бы приглашая своего товарища поговорить.
Тот начал.
— Мы сидели в коридоре. Вдруг в доме наступила какая‑то проклятая тишина. Я сказал Джеку: «Как будто глушители подставили во всем доме». Он ответил: «Да». И вдруг мы услышали звук из комнаты, как от падения тела с кровати. Ворвались в комнату и увидели босса в таком виде, как застали вы. И сиделку тоже. Мы позвонили, и скоро пришли вы. Это все, Джек?
— Да, – ответил тот, – я полагаю, все.
Я посмотрел на него подозрительно.
— Ты полагаешь, что это все? Что ты хочешь сказать этим «я полагаю»?
Они снова переглянулись.
— Давай, катай все, Билл, – сказал Джек.
— Черт, ведь не поверит, – сказал тот.
— И никто не поверит. Тем не менее, расскажи.
Билл начал.
— Когда мы ворвались в комнату, мы увидели что‑то похожее на пару дерущихся кошек на подоконнике. Босс лежал на полу. Мы схватились за пистолеты, но боялись стрелять, так как вы сказали нам, что шум может убить босса. Потом мы услышали странный звук, будто кто‑то играл на флейте за окном. Два существа разъединились и прыгнули за окно. Мы бросились к окну, но ничего не увидели.
— Вы видели какие‑то существа? На что они были похожи?
— Скажи, Джек.
— На кукол.
Дрожь пробежала у меня по спине. Это был ответ, которого я ожидал и боялся. Выпрыгнули в окно! Я вспомнил, как дрожала лоза.
Билл посмотрел на меня, и рот у него раскрылся.
— Иисус, Джек, – прошептал он. – Док верит этому.
Я заставил себя говорить.
— Какие это были куклы?
Джек у окна ответил уже более доверительно.
— Одну мы не рассмотрели. Другая была совсем как одна из ваших сиделок, если бы ее уменьшить футов до двух.
Одна из моих сиделок… Уолтерс!.. Я почувствовал слабость и опустился на край кровати. Что‑то белое на полу у кровати привлекло мое внимание. Я тупо посмотрел на эту вещь несколько секунд, потом нагнулся и поднял ее. Это была… шапочка сиделки, маленькая копия тех, которые носят мои сиделки. Она была как раз таких размеров, которые нужны были для двухфутовой куклы. На полу лежало еще что‑то. Я поднял. Это была веревочка из волос с узелками… Светлые пепельные волосы… Девять сложных узлов на разных расстояниях друг от друга.
Билл стоял, глядя на меня с тревогой, потом спросил:
— Хотите, я найду ваших людей, док?
— Постарайтесь найти Мак–Кенна, – попросил я, затем повернулся к Джеку. – Заприте окна, опустите гардины, проверьте дверь.
Билл позвонил по телефону. Сунув шапочку и веревочку в карман, я подошел к сиделке. Она начала быстро приходить в себя. Через две минуты мне удалось разбудить ее.
Сначала она ничего не понимала, затем встревожилась и вскочила.
— Я не видела, как вы вошли, доктор. Неужели я заснула? Что случилось?
Она схватилась за горло.
— Я надеюсь, что вы нам об этом расскажете, – сказал я мягко.
Она взглянула на меня с удивлением.
— Я не знаю… стало вдруг очень тихо… Мне показалось, будто что‑то шевелится на подоконнике… затем появился какой‑то странный свет… и затем я увидела вас, доктор.
Я спросил:
— Не можете ли вы вспомнить что‑нибудь о том, что вы видели на окне? Малейшую деталь, малейшее представление. Попытайтесь, пожалуйста.
Она ответила медленно.
— Там было что‑то белое… Оно наблюдало за мной… Затем появился странный свет… запах цветов… Это все.
Билл повесил трубку.
— Все в порядке, док. Пошли за Мак–Кенном. Что теперь?
— Мисс Натлер, – обратился я к сестре, – я заменю вас сегодня. Идите спать. Я хочу, чтобы вы выспались. Советую вам принять… – я назвал лекарство.
— Вы не сердитесь, не считаете, что я недобросовестна?
— Нет, нет, – я улыбнулся и погладил ее по плечу. – Просто произошли некоторые серьезные изменения в состоянии больного. И все. Не задавайте больше вопросов и идите.
Я проводил ее и запер дверь. Потом сел около Рикори. «Шок, который он испытал, должен пройти или убить его», – подумал я мрачно. Одна рука со сжатым кулаком начала медленно подниматься, губы зашевелились. Он заговорил по–итальянски так быстро, что я не уловил ни единого слова. Я встал. Паралич кончился. Он мог двигаться и говорить. Но вернется ли к нему сознание? Это будет ясно через несколько часов; больше я ничего не мог сделать.
— Слушайте меня внимательно, – сказал я обоим ребятам, – то, что я скажу, покажется вам диким, но вы должны повиноваться мне даже в мелочах, от этого зависит жизнь Рикори. Я хочу, чтобы один из вас сел позади меня у стола. Другой сядет в головах кровати Рикори между мною и им. Если заметите какое‑нибудь изменение в состоянии Рикори, немедленно разбудите меня. Ясно?
— Ясно, – ответили они.
— Очень хорошо. Теперь самое важное. Вы должны внимательно наблюдать за мной, буквально не сводить с меня глаз. Если я подойду к вашему боссу, я могу сделать только три вещи: послушать его сердце и дыхание, поднять веки и измерить температуру. Если вам покажется, что я хочу сделать что‑нибудь другое – остановите меня. Если я буду сопротивляться – свяжите меня, но рот не затыкайте, слушайте, что я говорю и запоминайте, затем позвоните доктору Брейлу. Вот его телефон. – Я написал на клочке бумаги. – И не вредите мне больше, чем необходимо.
Они засмеялись, затем переглянулись между собой недоуменно.
— Если вы так говорите, док… – начал с сомнением Билл.
— Я так говорю. Не рассуждайте, ребята. Если вы будете грубы со мной, я не обижусь.
— Док знает, что говорит, Билл, – сказал Джек.
— Тогда ладно, – согласился Билл.
Я потушил все лампы, за исключением той, которая стояла на столике сиделки, потом вытянулся на стуле и установил лампу так, чтобы мое лицо было хорошо видно. Маленькую белую шапочку я положил в ящик стола. Джек сел возле Рикори. Билл придвинул стул и сел напротив меня. Я засунул руки в карман, закрыл глаза, постарался ни о чем не думать. Веревочку с узелками я держал в руке, засунутой в карман. Оставив на время мои концепции о здравом порядке в этом мире, я решил дать мадам Менделип все возможные шансы действовать.
Вскоре я заснул. Сквозь сон я услышал, как пробил час ночи.
…Где‑то дул ветер. Он схватил меня и унес. Я не имел тела или какой‑то формы, и все же существовал, бесформенный, но чувствующий, кружащийся по воле ветра, уносящийся в бесконечное пространство. Бестелесный, нематериальный, я знал все‑таки, что существую, больше того, я обладал какой‑то неземной жизненностью. Я ревел вместе с ветром в нечеловеческом ликовании. Ветер нес меня обратно из неизмеримых пространств… Вот я как бы проснулся, но пульс странной жизненности все еще пронизывал меня… Ах! Там на кровати было что‑то, что я должен уничтожить, убить, чтобы мой пульс не замер, чтобы ветер подхватил меня снова, унес, дал бы мне свою энергию… Но осторожнее, осторожнее… вот тут в горле под ухом… в этом место я должен вонзить… затем снова улететь с ветром… туда, где бьется пульс… Что держит меня?.. Осторожнее, осторожнее… – Я хочу померить его температуру. – Теперь один быстрый прыжок – и в горло, в то место, где бьется пульс. Нет, не этим! Кто это сказал? Все еще держат меня. Ярость, всепоглощающая в своем бессилии… темнота и звук удаляющегося ветра…
