Венди хихикнула, зажав рот рукой. Взглянув на нее, Джек сказал:
— Да, я подстригал ей растительность по меньшей мере раз в неделю.
— Муха, кыш, — сказала Венди и опять хихикнула.
— У нее были красивые живые изгороди, пап? — спросил Дэнни, и тут родители взорвались хохотом. Венди так смеялась, что по щекам потекли слезы и пришлось доставать из сумки салфетку.
— Это были не звери, Дэнни, — сказал Джек, когда снова взял себя в руки. — Это были карточные масти. Пики, черви, трефы, бубны… Но изгородь, видишь ли, разрастается…
(Ползет, сказал Уотсон… нет, не изгородь, давление в котле. За ним нужен глаз да глаз, а то проснетесь вы всей семейкой на луне, чтоб ей пусто было!)
Они озадаченно посмотрели на него.
— Пап? — окликнул Дэнни.
Посмотрев на них, он заморгал, словно возвращаясь откуда-то издалека.
— Она разрастается, Дэнни, и теряет форму. Поэтому раз или два в неделю приходится ее подстригать, пока не похолодает и изгородь не перестанет расти до следующей весны.
— Да тут и детская площадка есть, — сказала Венди. — Ах ты, мой везунчик.
Детская площадка располагалась за древесными скульптурами. Две горки, большие качели с дюжиной прикрепленных на разной высоте сидений, гимнастические снаряды, тоннель из цементных колец, песочница и домик — точная копия самого «Оверлука».
— Нравится, Дэнни? — спросила Венди.
— Еще бы, — ответил он, надеясь, что в голосе прозвучит больше воодушевления, чем он чувствует. — Тут приятно.
Детская площадка была огорожена не бросающейся в глаза металлической сеткой, дальше виднелась широкая, засыпанная щебнем подъездная дорога, ведущая к отелю, а за ней — сама долина, обрывающаяся в ярко-синее полуденное марево. Слова изоляция Дэнни не знал, но, объясни ему кто-нибудь, что это такое, он так бы и ухватился за него. Дорога, ведущая обратно в Сайдвиндер и дальше, в Боулдер, лежала далеко внизу, напоминая длинную черную змею, решившую немного вздремнуть на солнышке. Дорога, которая закроется на всю зиму. От этой мысли у Дэнни перехватило дыхание, и он резко дернулся, когда папа положил ему руку на плечо.
— Как только будет можно, дам тебе попить, док. Сейчас они немного заняты.
— Конечно, пап.
Из конторы с видом человека, отстоявшего свою позицию, вышла миссис Брэнт. Спустя несколько минут она широким шагом победоносно прошествовала через парадную дверь, а за ней, сражаясь с восемью чемоданами, изо всех сил спешили двое рассыльных. Дэнни наблюдал из окна, как, подогнав к крыльцу длинную серебристую машину миссис Брэнт, из нее вылез человек, серой формой и кепи схожий с армейским капитаном. Приподняв кепи при виде миссис Брэнт, он побежал открывать багажник.
И в одном из случающихся у него время от времени озарений Дэнни уловил законченную мысль миссис Брэнт — мысль, плывущую над той невнятной сумятицей чувств и красок, которую он обычно воспринимал, когда вокруг бывало много народу.
(хотела бы я забраться в эти штаны)
Морща лоб, Дэнни наблюдал, как рассыльные ставят в багажник чемоданы. Дама довольно пронзительно смотрела на мужчину в форме, который надзирал за погрузкой. Зачем ей штаны этого дяди? Ей что, холодно даже в длинной шубе? А если ей так холодно, почему она не наденет свои штаны? Его мама носила штаны почти всю зиму.
Человек в серой форме закрыл багажник и вернулся, чтобы помочь миссис Брэнт сесть в машину. Дэнни не сводил с них глаз: вдруг она скажет что-нибудь про штаны? Но она только улыбнулась и сунула ему доллар — на чай. Через минуту она уже выводила длинный серебристый автомобиль по подъездной дороге к воротам.
Дэнни подумал, не спросить ли у мамы, зачем миссис Брэнт могли понадобиться штаны шофера, но отказался от этой мысли. Иногда вопросы приносили только неприятности. Такое с ним уже бывало.
Поэтому Дэнни просто втиснулся на маленький диванчик между сидящими рядышком мамой и папой, которые наблюдали, как народ выписывается возле стойки. Он радовался, что они счастливы и любят друг друга, но не мог избавиться от легкой тревоги. Он ничего не мог с ней поделать.
Повар совершенно не соответствовал представлениям Венди о типичном персонаже с гостиничной кухни. Начать с того, что к подобному лицу следовало обращаться «шеф» — о простецком «повар» и речи быть не могло: поварихой Венди становилась тогда, когда, свалив у себя на кухне в смазанную жиром кастрюльку «Пирэкс» все остатки, добавляла туда вермишель. Далее, кулинару-чародею из такого отеля, как «Оверлук», реклама которого размещалась в разделе «Курорты» нью-йоркской «Санди таймс», следовало быть низеньким, кругленьким, с одутловатым (как у Пончика Пиллсбери) лицом, непременно украшенным тоненькими, будто нарисованными карандашом усиками в стиле «звезд» музыкальных кинокомедий сороковых годов; ему следовало быть темноглазым, а также иметь французский акцент и омерзительный характер.
Темноглазым Холлоранн был — но и только. Он оказался высоким негром со скромной стрижкой «афро», уже чуть припудренной сединой. У него был мягкий южный выговор, и он много смеялся, обнажая зубы, слишком белые и ровные, чтобы быть настоящими. Наверняка это был протез от Сирса и Робака образца 1950 года. Парочка таких протезов была у отца Венди, он прозвал их «робакерами». Бывало, за ужином отец комично выталкивал их изо рта… теперь Венди припомнила, что так бывало каждый раз, как мать выходила на кухню или к телефону.
Дэнни уставился вверх на черного гиганта в костюме из синего сержа[1], а потом улыбнулся, когда Холлоранн легко поднял его на руки, усадил на сгиб локтя и спросил:
— Ведь ты же не собираешься проторчать тут всю зиму?
— А вот и собираюсь, — сказал Дэнни с застенчивой улыбкой.
— Не-ет, ты поедешь со мной в Сен-Пит, выучишься готовить и каждый вечер будешь ходить на пляж и глядеть на крабов. Идет?
Дэнни восторженно хихикнул и отрицательно помотал головой. Холлоранн ссадил мальчика на землю.
— Коли собираешься передумать, — серьезно сказал он, склоняясь к нему, — лучше поторопись. Полчаса — и я в машине. Еще два с половиной часа — и я уже сижу у прохода тридцать два, дорожка Б, милей выше этого места, в Стэплтонском аэропорту города Дэнвер, Колорадо. Еще три часа — и я нанимаю машину в аэропорту Майами, жму в солнечный Сен-Пит, жду не дождусь, как влезу в плавки, и смеюсь в кулачок над всеми, кто застрял в снегу. Сечешь, мальчуган?
— Да, сэр, — улыбаясь, сказал Дэнни.
Холлоранн повернулся к Джеку с Венди:
