– Я пойду, соберу чего-нибудь… – сказал Костик и побежал в дом, а я остался снаружи, наблюдал за окрестностями. Спокойно все вроде. Тварь исчезла, во всяком случае, я ее совсем не слышал.
Хорошо. Наверное, у нас есть сутки – чтобы хотя бы немного оторваться. Пока тварь доберется до своих, пока они вернутся сюда. Сможем оторваться.
Если только поблизости у них нет гнезда. Если есть… Тогда они здесь будут через полчаса, значит, можно не спешить вообще.
Костик вернулся через десять минут с рюкзаком. Собрался правильно. Из еды одних консервов взял. Бутылку компота. Бутылку водки для обеззараживания. Ватник. Все. Отрываться надо налегке.
– Холодно стало. – Костик поежился. – А нам на север еще… Где этот север?..
Костик достал компас, определил направление.
И мы опять пошли на север. Все дальше и дальше.
Тушенка кончилась через десять дней, а еще через три дня, ближе к вечеру, я вдруг совершенно ясно осознал, что мы, наверное, умрем.
Всё.
Сидя в подвале, мы неплохо отдохнули и отъелись, поэтому особого голода не ощущали, даже несмотря на довольно длинные ежедневные переходы – километров по тридцать. Вечером открывали банку, делили пополам. После чего Костик забирался на дерево, я оставался внизу, закапывался в мох, а утром сразу в путь, с морозца, бодренько так.
Днем делали небольшую остановку, отдыхали и молчали.
Никого. Только лес, ручьи и реки, по мере продвижения на север все более частые и широкие. А еще болота, которые продвижение тормозили. Болота встречались огромные, иногда мы обходили их сутками, отбиваясь от комаров и мошки. Хотя в болотах имелся и свой плюс, по болотным опушкам росли, невзирая на жару, ягоды. Брусника, черника, мы останавливались на двадцать минут, наедались и торопились дальше. Часто Костик останавливался, сверялся с картой и задумчиво почесывал голову. Потому что мы заблудились, в этом не было никаких сомнений. Уже давно, дня три как. Карта слишком крупная, ничего не видать, а реки все одинаковые, загогулины одни. Заблудились. И сориентироваться никак – никаких населенных пунктов, ни даже дорог, глушь страшная, такая, что можно идти-идти и никуда не прийти. Никуда и никогда, и компас показывает в разные стороны. Года через два выбредешь к Ледовитому океану. А то и не выбредешь вовсе, так и останешься.
Твари не отставали. Я знал, что они идут за нами, не слышал и не видел, просто знал, они ведь настырные, они нас не оставят. Если бы я был один, а с Костиком…
Зачем тогда уходить на север? Если они все равно не отстанут? Я не знал. Знал только, что пока мы были в движении, мы оставались живы. Наверное, это понимал и Костик, он скрипел и хрустел зубами и старался прибавить шагу, только не очень хорошо получалось.
С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Ночи удлинялись и темнели, если раньше мне казалось, что в небе висят чуть ли не два солнца и жарят вовсю, сейчас представлялось, что и одного там нет. Впрочем, я мерз не особо, спасал подшерсток. У Костика дела обстояли хуже. Костик стал дольше спать, и по утрам мне приходилось его будить, а после просыпания он еще долго лежал, старался прийти в себя, собраться, взять ноги в руки. Я ругался, а Костик, наоборот, улыбался. Он вообще стал еще больше молчать и чаще оглядываться, а карту, наоборот, посматривал реже. Ну, и останавливаться. Каждый раз, когда Костик хотел остановиться, я поворачивался в сторону и начинал рычать и морщить нос, этого хватало, Костик тут же передумывал и торопился.
Тушенка закончилась через десять дней, через двенадцать дней Костик стал уставать. Я знал, что так случится. Потому что молодой. Да не молодой даже, сопляк. В его годы пережить такое… И болезнь. Да, мы передохнули в подвале, отъелись и компотом обпились, но дыра в ноге – это не шутки, на то, чтобы ее затянуть, слишком много сил потратилось. К тому же холод, в холод человек слабеет, хорошо хоть снега пока нет. Но, судя по всему, долго ждать его не придется.
Странная погода, я давно подозревал – что-то сломалось в космическом устройстве. Возможно, Земля соскочила с орбиты, и планеты перемешались друг с другом, и нет порядка даже в небе, нет ни лета, ни зимы, вернее, есть, но какие-то бестолковые.
На тринадцатый день начались овраги. Это случилось неожиданно, ну, насколько неожиданными могут быть овраги. С утра я почувствовал воду, ручей небольшой, но вполне себе чистый, он протекал по дну небольшого, только что начавшегося оврага.
Когда-то ручей был шире, но за месяцы дикого лета он усох и сжался, так что по сторонам остались глиняные откосы, поросшие коротенькой травкой, шагать по которой оказалось вполне удобно. Кроме того, ручей, если верить компасу, тек почти прямиком на север, с небольшими изгибами. Конечно, я вполне представлял себе, что путешествия вдоль лесных ручьев чреваты встречей с медведями, росомахами и прочими лесными ребятами, однако очень скоро выяснил, что лесные жители к ручью не приближаются. Или этих лесных жителей в окрестностях попросту нет, ни живых, ни мертвых.
К полудню ручей изменил направление, свернул на восток. Мы остановились и немного отдохнули на старой сгнившей сосне, лежавшей поперек и густо поросшей опятами, оказавшимися вполне себе съедобными, только слегка хрустящими от мороза. По вкусу они оказались ничего, кстати, немного напоминали жеваную бумагу, зато отлично заполняли желудок. Костик тоже ел грибы, правда, без особого аппетита и странно – откусывал шляпки и жевал в задумчивости, ножки отбрасывал в сторону. Была еще банка тушенки, но Костик благоразумно решил оставить ее на черный день, хотя если бы добавить тушенку к грибам… И черный день, он длился уже давно.
После опят мы выбрались из оврага и потянулись на север, немного прошагали по лесу и погрузились в другой овраг, а потом в следующий, а потом лес превратился в лабиринт, состоящий из заросших распадков, ям, пересохших ручьев и поваленных деревьев, и все это походило на настоящую засечную черту. Мне пробираться через всю эту чехарду было довольно просто, в основном я подныривал под стволы, потому что елки и палки все лежали на уровне человеческих плеч, отчего Костику приходилось сложней. Подлезать ему было неудобно, приходилось перелезать. На некоторых деревьях успела замерзнуть роса, отчего они сделались скользкими, Костик обрывался и падал, цеплялся ватником за сучки. Телогрейка уже изрядно обтрепалась, из дыр торчали клочья утеплителя, я представил, сколько за время нашего похода мы оставили ватных следов на деревьях, и загрустил – твари пройдут по ним, как по указателям. Тут слепой пройдет, а они ой как не слепы.
А к вечеру мы остановились совсем. Даже не к вечеру, раньше, солнце начало скатываться за полдень, и стало стремительно холодать, видимо, с севера сползал сильный заморозок. Костик прятал руки в рукавах, часто дышал в ладони и стучал зубами. Ватник, конечно, вещь хорошая, но вот валенки в подвале он взять не догадался, пережить зиму в кедах вряд ли получится. И эту ночь тоже.
