– Кто здесь? – спросила Триша.
Ответа, естественно, не последовало, и Триша начала спускаться с холма, держась за кусты: ноги скользили по влажной глине. У меня разыгралось воображение, подумала девочка… да только она знала, что это не так.
Ручей становился все уже, и вот это она уже никак не могла списать на воображение. Спустившись вниз, Триша попала в густые заросли кустов, которые угрожающе ощетинились шипами. Ширина ручья уже не превышала восемнадцати дюймов.
А потом он и вовсе исчез в зарослях. Триша продиралась сквозь них, не решаясь обойти вокруг из боязни потерять ручей. Однако что-то подсказывало ей: потеря будет невелика и ничего не изменит – ручей определенно никуда ее не выведет. Но Триша просто гнала от себя такие рассуждения. Дело в том, что с ручьем у нее установилась эмоциональная связь (связанные одной цепью, как сказали бы взрослые), и Триша не могла допустить ее разрыва. В этом случае она превращалась бы в ребенка, бесцельно блуждающего по дремучему лесу. А от одной этой мысли у нее перехватывало дыхание и учащенно билось сердце.
Она выбралась из зарослей, появился и ручей. Триша пошла дальше, опустив голову, сурово хмуря брови: Шерлок Холмс, идущий по следу собаки Баскервилей. Она не заметила, как меняется растительность (кусты уступали место папоротникам), не заметила, что вокруг слишком много сухих деревьев, а земля все больше пружинит. Она сосредоточилась только на ручье. И шагала вдоль берега, не видя ничего вокруг.
Ручей вновь начал расширяться, и минут на пятнадцать (не больше) в ней вновь затеплилась надежда на то, что он не исчезнет, юркнув под землю. А потом Триша поняла, что ручей не просто расширяется, но и перестает течь: превращается в череду луж, частично затянутых ряской, с зависшими над ними тучами комаров. Еще через десять минут ее кроссовка провалилась сквозь землю: обманчиво твердая «корочка» мха скрывала карман чавкающей грязи. Нога скрылась в ней по лодыжку, и Триша, вскрикнув от неожиданности и испуга, выдернула ногу из цепких объятий болота. Он резкого рывка кроссовка наполовину слетела с ноги. Триша вновь вскрикнула, оперлась рукой о сухое дерево, вытерла ногу о траву, вновь надела кроссовку.
Вот тут она огляделась и наконец-то заметила, что пришла в мертвый лес, где когда-то бушевал пожар. Впереди (да и вокруг) торчали давно засохшие деревья. Ковер мха то и дело разрывали сверкающие под солнцем водяные зеркала. Из них тут и там торчали заросшие травой кочки. Надсадно пищали комары, летали стрекозы. А с дюжину дятлов долбили деревья. Оно и понятно: тут им было чем поживиться.
В этих болотах и закончил свои странствия ручей Триши.
– Что же мне теперь делать? – сквозь слезы, безмерно уставшим голосом спросила Триша. – Может, кто-нибудь скажет, что же мне теперь делать?
Тут было где посидеть и подумать. Везде лежали стволы упавших деревьев, многие еще несли на себе следы пожара. Однако первое, на которое села Триша, переломилось под ее весом, и девочка оказалась на мокром мхе. Триша вскрикнула: джинсы на попке мгновенно намокли, а она ужасно не любила ходить с мокрой задницей, – она тут же вскочила. Ствол прогнил насквозь. Да и древоточцы сделали свое дело. Триша осмотрела труху, в которую превратилась когда-то крепкая древесина, направилась к другому дереву. Надавила на него, прежде чем сесть. Ствол испытание выдержал. Триша устало опустилась на него. Потерла шею, которая вновь начала болеть, оглядела лежащее перед ней болото и попыталась решить, а что же делать дальше.
И хотя в голове ее царил сумбур, которого не было и в помине, когда она проснулась, Триша понимала, что выбирать она может только одно из двух: либо оставаться на месте и ждать, пока придет помощь, либо идти вперед, навстречу этой самой помощи. Она видела резон в том, чтобы оставаться на месте. Сберегаются силы и все такое. Опять же, ручья теперь нет и где этот самый перед? Как теперь выбрать нужное направление? Она может идти к цивилизации, а может и уходить от цивилизации. Может статься, она будет просто идти по кругу.
С другой стороны («Всегда есть другая сторона», – как-то раз сказал ей отец), здесь есть нечего, воняет гнилью, и кто знает, какая еще гадость может ей встретиться. Место это ужасное, отвратительное место. Тришу вдруг осенило: если поисковые группы не найдут ее до наступления темноты, ей придется провести ночь здесь. Ее аж передернуло. Маленькая полянка-полумесяц в сравнении с этим болотом казалась Диснейлендом.
Триша стояла и всматривалась в том направлении, куда тек ручей, прежде чем закончиться болотом. Она смотрела сквозь строй серых стволов и переплетение сухих ветвей и вроде бы разглядела вдалеке что-то зеленое. Зеленое и поднимающееся. Может и холм. И ягоды? Почему нет? Она прошла мимо нескольких, усыпанных ягодами. Ей следовало собрать их и положить в рюкзак, но она могла думать только о том, что ручей скоро выведет ее к людям, и не хотела терять время. Теперь же ручей исчез, а ей вновь хотелось есть. Нет, адского голода она не испытывала (пока), но есть хотелось.
Триша сделала два шага, проверила полоску мягкой земли, с тревогой наблюдала, как вода заполняет впадину, только что оставленную носком ее кроссовки. С чего ей идти туда? Только потому, что она вроде бы что-то увидела по другую сторону болота?
– Тут может быть трясина, – пробормотала Триша.
Совершенно верно, мгновенно согласился ледяной голос. Звучал он очень даже весело. Трясина! Аллигаторы! Не говоря уже о маленьких серых человечках из «Секретных материалов»[21], которые мечтают о том, чтобы использовать тебя для опытов.
Триша отступила на те же два шага, вновь села на дерево. Пожевала нижнюю губу. Кружащую вокруг мошкару она даже не замечала. Идти или оставаться на месте? Оставаться на месте или идти?
Десять минут спустя ее заставила идти слепая надежда… и мысль о ягодах. Черт, да она согласилась бы съесть и листья. Триша видела, как она собирает ярко-красные ягоды на склоне зелененького холма, прямо-таки девочка с картинки в школьном учебнике (она забыла про маску из ила на лице и грязные, всклоченные волосы). Она видела, как медленно продвигается к вершине, набивая ягодами рюкзак… наконец поднимается на нее, смотрит вниз, видит…
Дорогу. Я вижу проселочную дорогу, изгороди по обеим сторонам… вдали – сарай. Стены, выкрашенные красной краской, белая продольная полоса.
Безумие! Абсолютное безумие!
Или нет? Что, если она сидит в получасе ходьбы от человеческого жилья? Что, если только трусость мешает ей выйти к людям?
– Хорошо. – Триша снова встала, нервно поправила лямки рюкзака. – Хорошо, иду к ягодам. А если станет опасно, поверну назад.
