Ллойд лег в постель только после полуночи, а заснул уже под утро. Он говорил с Рэт-Меном. Он говорил с Полом Берлсоном. С Барри Дорганом, который согласился с тем, что распоряжение темного человека может — и должно быть — выполнено до рассвета. На парадной лужайке перед входом в «Гранд-Отель» в десять часов вечера началось строительство. Там работала бригада из десяти человек, вооруженная сварочными аппаратами, молотками и хорошим запасом стальных труб. Они сваривали трубы на двух автоплатформах напротив фонтана. Зрелище сварки вскоре привлекло целую толпу.
— Смотри, мама-Энджи! — закричал Динни. — Фейерверк!
— Да, но все хорошие мальчики в это время уже ложатся в постельку. — Энджи Хиршфилд уводила ребенка в сторону, и сердце ее было охвачено тайным страхом того, что творится что-то ужасное, возможно, даже более ужасное, чем супергрипп.
— Хочу посмотреть! Хочу посмотреть на искорки! — вопил Динни, но она быстро увела его прочь.
Джули Лори подошла к Рэт-Мену — единственному парню, который казался ей слишком жутким, чтобы спать с ним… — ну, разве что в случае крайней нужды. Его черная кожа мерцала в бело-голубом сверкании сварочных аппаратов. Он был одет как пират — широкие шелковые штаны, красный пояс и ожерелье из серебряных долларов на жилистой шее.
— Что тут творится, Рэтти? — спросила она.
— Рэт-Мен ничего не знает, дорогая, но он предполагает. Да уж, это точно. Похоже, завтра предстоит черная работа, очень черная. Не хочешь на минутку отойти с Рэтти в сторонку, дорогуша?
— Может быть, — сказала Джули, — но только если ты знаешь, что тут происходит.
— Завтра весь Вегас будет об этом знать, — сказал Рэтти. — Пошли с Рэтти, дорогуша, и он покажет тебе одну забавную штуку.
Но Джули, к великому неудовольствию Рэт-Мена, ускользнула прочь.
Когда Ллойд наконец заснул, работа была закончена, и толпа разошлась. На каждой из автоплатформ стояло по большой клетке. Справа и слева в каждой клетке были оставлены квадратные отверстия. Неподалеку стояли четыре машины с буксирными крюками. К каждому крюку была прикреплена тяжелая стальная цепь. Цепи змеились по лужайке перед «Гранд-Отелем», и каждая заканчивалась как раз у одного из четырех квадратных отверстий в клетках.
К концу каждой цепи был прикреплен стальной наручник.
Утром тридцатого сентября Ларри услышал звук открывающейся двери в дальнем конце коридора. Послышались быстро приближавшиеся шаги. Ларри лежал на тюремной койке и (думал? молился?)…
Это было одно и то же. Но что бы это ни было, застарелая рана внутри него наконец-то зажила, и он пребывал в мире с самим собой. Он ощутил, как два человека, которыми он был всю свою жизнь — реальный и идеальный, — слились в единое живое существо. Такой Ларри понравился бы своей матери. И Рите Блэкмор. Уэйну Стаки никогда бы не пришлось открывать такому Ларри глаза на ситуацию. Даже специалисту по оральной гигиене такой Ларри вполне мог бы приглянуться.
«Скоро я умру. Если есть Бог — а я начинаю думать, что Он есть, — то это Его воля. Мы умрем, и каким-то образом благодаря нашей смерти всему этому настанет конец».
Он подозревал, что Глен Бэйтмен уже умер. Вчера из соседнего крыла до него донесся звук выстрелов. Именно в том направлении и уводили Глена. Ну что ж, он был стар, и его мучил артрит, а что бы там Флегг ни заготовил для них на сегодняшнее утро, вряд ли приходится ждать чего-нибудь приятного.
Шаги остановились рядом с его камерой.
— Вставай, сукин сын, — позвал его радостный голос. — Рэт-Мен пришел за твоей бледной задницей.
Ларри оглянулся. У двери камеры стоял ухмыляющийся чернокожий пират с ожерельем из серебряных долларов на шее и обнаженной саблей в руке. Из-за его спины выглядывал очкастый бухгалтер. Берлсон, так, кажется, его звали.
— Что такое? — спросил Ларри.
— Дорогой мой, — сказал пират. — Это конец. Самый-самый конец.
— Хорошо, — сказал Ларри и встал.
Берлсон быстро заговорил, и Ларри заметил, что он испуган.
— Я хочу, чтобы вы знали, что это не моя идея.
— Насколько я понимаю, ничто здесь не является вашей идеей, — сказал Ларри. — Кто был убит вчера?
— Бэйтмен, — ответил Берлсон, опустив глаза. — При попытке к бегству.
— При попытке к бегству, — пробормотал Ларри и расхохотался. Рэт-Мен присоединился к нему.
Дверь камеры открылась. Берлсон вошел внутрь с наручниками. Ларри не оказал никакого сопротивления; только вытянул руки. Берлсон надел наручники.
— При попытке к бегству, — сказал Ларри. — Когда-нибудь и вас застрелят при попытке к бегству, — сказал Ларри. — Когда-нибудь и вас застрелят при попытке к бегству, Берлсон. — Он перевел взгляд на пирата. — И тебя тоже, Рэтти. При попытке к бегству. — Он снова засмеялся, но на этот раз Рэт-Мен не поддержал его. Он хмуро посмотрел на Ларри и стал поднимать свой меч.
— Опусти эту штуку, чертов козел, — сказал Берлсон.
Втроем они вышли из камеры: Берлсон впереди, потом Ларри. Рэт-Мен замыкал шествие. Когда они вышли за пределы крыла, к ним присоединились еще пять человек. Одним из них был Ральф, тоже в наручниках.
— Эй, Ларри, — скорбно сказал Ральф. — Ты слышал? Они сказали тебе?
— Да.
— Ублюдки. Скоро им крышка, верно?
— Да.
— Заткните пасти! — прорычал один из охранников. — Это вам крышка. Сейчас посмотрите, что вас ожидает. Очень веселое развлечение.
— Да нет же, вам крышка, — настаивал Ральф. — Разве вы не знаете этого? Разве не чувствуете?
Рэтти толкнул Ральфа, и тот споткнулся.
— Заткнись! — закричал он. — Рэт-Мен больше не желает слушать эту поганую шаманскую болтовню!
— Как ты побледнел, Рэтти, — сказал Ларри с усмешкой.
Рэт-Мен снова вскинул свою саблю, но выглядело это совсем не угрожающе. Вид у него, да и у всех остальных, был испуганный. Они чувствовали, как их накрыла тень какого-то великого и непредотвратимого события. Запах его витал в воздухе.
На солнечном дворе стоял оливковый автофургон с надписью ТЮРЬМА ЛАС-ВЕГАСА. Ларри и Ральфа втолкнули внутрь. Дверь захлопнулась, двигатель заработал, и они тронулись. Ральф и Ларри сидели на жестких деревянных скамейках.
Ральф тихо произнес:
— Я слышал, весь Вегас соберется там? Думаешь, они распнут нас, Ларри?
— Это или что-нибудь в этом роде. — Он посмотрел на Ральфа. Шляпа его была помята, перо выглядело побитым и истерзанным, но по-прежнему задиристо торчало из-под ленты. — Ты боишься, Ральф?
— Чертовски, — прошептал Ральф. — Я не выношу боли. Я даже к доктору-то ходить боялся. Хотел бы я знать, зачем все это. Пока я только вижу, что он устроит с нашей помощью большой спектакль. Мы для этого здесь оказались?
