спиной, и в наступивших сумерках улица превратилась в бесконечный серый туннель, который, казалось, продолжал сжиматься в тиски. Немного впереди маячило расплывающееся черное пятно, и я старался изо всех сил не упустить его из виду.
Кроме шума дождя и ветра ничего не было слышно, и мы бежали безмолвно, как в немом кино.
Подергивающийся силуэт исчез в темном дверном проёме заброшенного дома, я шел по его стопам.
Как только я забежал в пыльный подъезд, я услышал его тяжелое дыхание и топот на лестнице.
– Необходимо… подкрепление… – Прорычал я в рацию, подбегая к лестнице. – Веду преследование… Вэйвью 157.
Отзвук шагов отбивался от старых пустых стен и разносился по лестничному пролёту вибрирующим эхом. Я поднимался прыжками по лестнице, пытаясь настичь его, а шум нашего дыхания лишь подгонял меня вперед, в страхе, что я могу его упустить.
Убийца продолжал бежать вверх, третий этаж, четвертый…
В тесном пролёте мне не хватало воздуха, стены сжимались в узкий коридор, сердце било по ушам тяжелым молотом, но я знал, что конец подъема уже близко и не сбавлял темпа. Его хрипящие дыхание и тяжелые шаги сопровождали меня, убийца был всего лишь на один пролёт выше.
Я услышал глухой удар и скрип железа, он вырвался на крышу.
Шестой этаж! Я плечом толкнул висящую на одной петле дверь, и прыгнул вперед.
Дождь привычно ударил меня в лицо, свежий воздух обжег лёгкие холодным потоком. Я почти нагнал подонка, – он бежал по крыше впереди, его черная куртка развевалась на ветру, а намокший капюшон сполз с головы, болтаясь на плече.
Я вновь побежал, сначала неуверенно, но ритм быстро вернулся и понёс меня вперед. Я не бегал уже года два, совсем забросил спортзал после переезда, а ещё лет пять назад догнал бы этого урода ещё на лестнице и даже не вспотел бы.
Большие капли били по лицу, заливали глаза, заставляя меня постоянно смахивать воду со лба и щуриться, а мелкие резали щеки и кололи шею. Мышцы ныли, а в груди нещадно кололо, немой погоне не было конца.
…Человек… в черном… уходил…в пустыню…
Длинными прыжками он спустился по металлической лестнице на крышу прилегающего здания и почти скрылся из виду.
Он добежал до конца крыши и спрыгнул вниз, как оказалось, на перекрытия пешеходного моста между зданиями, который проходил на метр ниже. Убийца споткнулся и чуть не упал, но быстро выровнял бег.
Соседнее здание было на этаж ниже, с кровли моста можно было как раз перейти на крышу 154-го дома, и беглец уверенно направлялся туда.
…А Стрелок… последовал за ним...
Хрипло дыша и не слыша ничего, кроме грохота сердца я бежал и думал, что, наверное, зря вчера пил. Мы бежали по следующей крыше, и ничего не менялось, – убийца всё также маячил мутным бликом впереди, дождь и ветер также сбивали с ног, каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Я бежал почти вслепую, и если бы вода не заливала глаза, это был бы пот. Меня охватил жар, даже ледяные ладони и промокшие ступни, казалось, были объяты пламенем.
Вот я бежал по седьмому кругу, вкушая на своей шкуре покалывание огненного ливня, ноги мои едва касались бурлящей лавы, обжигающий ветер наполнял легкие дымом с запахом гари.
Он опять оступился, немного сбавил скорость, я, уже чувствуя вкус крови, рванул вперед из последних сил, на мгновение забыв об усталости, и сократив расстояние до метров трёх.
Я видел его. Хорошо видел,– он был как ладони.
Он уже подбегал к краю крыши, где можно было заметить пожарную лестницу, я же падал на колено, готовясь стрелять.
Никаких предупреждающих выстрелов в воздух.
Никаких криков предостережения.
Пошёл он на хер.
Руки дрожали, а дыхание сбилось, прицел пистолета маячил перед глазами, пытаясь поймать бегущего.
Слава Богу, что стрельбище, в отличие от физических тренировок я не забросил.
Я проскользил по луже, ведомый инерцией и выстрелил несколько раз ему в спину.
Пистолет задрожал в ладонях, словно живой, следом вздрогнул человек в черной куртке.
Он сделал ещё несколько шагов к краю, оказавшись почти у своей цели, – у пожарной лестницы. Я выстрелил ещё раз.
Звуку выстрела вторили раскаты грома прямо над головой.
Он упал вперед, на край крыши, и соскользнул вниз.
Я без сил рухнул лицом в лужу, хрипло кашляя и пытаясь отдышаться. Я пролежал так секунд двадцать, и всё-таки встал, отмахиваясь от ярких огоньков перед глазами.
Надо… Бросать… Курить…
Я подошёл к краю, и лег на низкий парапет, пытаясь высмотреть тело беглеца.
Никого не было. Тело не лежало внизу распластанное в луже собственной крови, лишь небольшое белое блестящие пятно на мокром асфальте мозолило мне глаз. В конце улицы загорелись стоп-сигналы, и черный пикап, накрытый плотным тентом, резко свернул в проулок.
Я сел на землю и выругался.
Неужели его ждали внизу подельники? Они забрали тело, пока я лежал, и бросили его в кузов?
Я тяжело встал и пошёл к пожарной лестнице. Спустился вниз, и, шатаясь, подошёл к белому предмету на асфальте. Смахивая мокрые волосы со лба, я медленно поднял странную штуковину, рассматривая.
Пульсирующий в висках сердечный ритм, выбивал дробью мелодию.
Еc-Еb-Ea…
Я держал в руке ярко белую, блестящую маску, забрызганную кровью…
Второе межглавие.
Начало записи…
Прочищает горло…
- Запись обследуемого, прием... так какой у нас приём? А, сорок седьмой. Пациент – Старший детектив Ковач, время лечения пятый месяц. Привет Влад.
Её голос звучит спокойно, умиротворяюще.
- Привет, Кэтрин.
Он отвечает сухо, безэмоционально.
- Ты сегодня какой-то хмурый, в чем дело?
- Не вижу поводов для радости.
- Посмотри, какая на улице погода, разве это не повод?
Молчание.
- Ну, рассказывай, как у тебя дела, как самочувствие?
- Лучше.
Шелест бумаги.
- Разрешилась ли проблема со сном?
- Да, спасибо. Таблетки очень помогают.
- Только следуй рецептуре, не увлекайся… И всё же, что случилось, обычно ты более разговорчив.
Тяжелый вздох.
- Я устал приходить сюда. Хочу узнать, когда это всё закончится.
- Ты ведь знаешь, что это не от меня зависит. Ответь на вопрос, - почему ты здесь, Влад?
- Потому что управление назначило мне обязательный курс лечения у психолога.
- Во-первых, - я психотерапевт. Будь я психологом, я бы назначила тебе антидепрессанты и отправила домой пускать слюни в подушку.
– Знаешь, я
