– Я попрошу Инну Теодоровну показать вам вашу комнату. Немного позже, когда она…когда она освободится.
Я кивнула, желая, чтобы занятия Инны Теодоровны продлились как можно дольше. Я подожду. Но был и другой вопрос, разрешения которого я ждать больше не могла. Этот вопрос касался моего обеда, или ужина, или все равно чего, лишь бы оно было съедобным. Я была настолько голодна, что мне было не до условностей, поэтому я спросила напрямик:
– А где у вас можно поесть?
– Вы разве голодны? – Рассеянно спросил он и тут же спохватился, заметив мой изумленный взгляд. – Простите, я не подумал.
– Да, я голодна. – Отчеканила я. – Мы проработали без перерыва восемь часов. Я не против работы, но голодом морить себя не собираюсь.
Я говорила довольно резко, но это потому, что меня разозлил его вопрос. Нельзя же так относиться к людям, пусть даже они всего лишь наемная сила.
– Не знаю, осталось ли что-нибудь от обеда, – пробормотал писатель, – но вы могли бы спуститься на кухню и попытаться отыскать что-нибудь, чем сможете утолить голод.
Едва договорив, он позорно сбежал, не оставив мне времени даже на то, чтобы я могла поинтересоваться, где находится эта кухня. Но гоняться за этим сумасшедшим по коридорам я не собиралась. Лучше попытаюсь отыскать кухню самостоятельно. Заодно попробую осмотреться. Теперь у меня есть веский довод, чтобы оправдать свое шараханье по дому, ведь я буду искать кухню.
Внимательно прислушиваясь к быстро удаляющимся шагам в коридоре, я благоразумно выждала несколько минут после того, как они стихли вдали, и только после этого осторожно высунула голову из дверей. Слабо освещенный матовыми лампочками, коридор был пуст, я вышла, осторожно прикрыв за собой дверь кабинета и, повернув налево, быстрыми шагами пошла вперед. Еще вчера, когда бегала в туалет, я успела заметить немного впереди, за поворотом, перила какой-то лестницы. Кроме того, если бы я выбрала другое направление, то оказалась бы в холле, а там велика была вероятность столкнуться с экономкой, чего мне вовсе не хотелось. Добежав до поворота, я убедилась, что мои предположения относительно лестницы были верны. Правда, вела она не вверх, а вниз, но так было даже интереснее, хотя вряд ли искомая кухня могла помещаться в подвале. Лестница оказалась довольно крутой, вытянув шею, я посмотрела вниз. Там было темно, но я смогла различить небольшой тамбур, слева и справа от которого неясно виднелись двери, к сожалению плотно закрытые. Если зрение меня не обманывало, то протяженность нижнего коридорчика была не более двух с половиной метров, а потом снова начиналась лестница, на этот раз ведущая наверх.
Я загорелась желанием проверить, что находиться за этими закрытыми дверями, и быстро спустилась, стараясь внимательно смотреть под ноги и крепко держаться за перила (света явно было недостаточно). Оказавшись внизу, я, не теряя времени, толкнула правую дверь. Она подалась, но я увидела всего лишь заваленную всевозможным хламом пыльную комнату, похожую на большой чулан. Здесь было довольно светло, свет проникал через два узких, но длинных окна. Сомнений не было, здесь мне не найти ничего более ценного, чем старое сломанное кресло, а самым таинственным была брошенная кем-то мышеловка с высохшим тельцем пойманной давным-давно мышки. Разочарованно скривив губы, я закрыла тяжелую дверь и без особого энтузиазма взялась за ручку второй и слегка нажала на нее. Дверь не поддалась. Похоже, она была заперта. Я собиралась повторить попытку, но в маленьком коридорчике вдруг стало совсем темно. Я сразу поняла в чем дело и с ужасом подняла голову, ожидая увидеть наверху разъяренную экономку. Вылететь отсюда сию же минуту – вот самое легкое наказание, которое меня ожидало в этом случае. Но мне несказанно повезло. Это был всего лишь Кибиткин.
– Андре, что вы там делаете? – Спросил он довольно резко. Свет, падающий из окна, хорошо освещал его лицо, и я удивилась тому, как плохо он выглядел в данную минуту. Он явно терял контроль над собой. На моих глазах он будто бы распадался на части: на изрезанном глубокими морщинами лбу выступили капельки пота, нижняя губа заметно тряслась, челюсть отвисла, как у покойника.
– Я пыталась найти кухню, чтобы перекусить. – Стараясь не выдать своего волнения, пролепетала я, быстро поднимаясь вверх по ступенькам.
– Но зачем вы…для чего вам было…
– Вы не сказали, где у вас в доме кухня, пришлось искать ее самостоятельно. Я, наверное, немного заблудилась. – Попыталась я придумать достойную отговорку. Кажется, мне это удалось. Сделав над собой усилие, Кибиткин снова обрел равновесие. Повернувшись, он отрывисто сказал:
– Пожалуйста, подождите немного в кабинете. Скоро освободится Инна Теодоровна, которая покажет вам вашу комнату…
– А как же ужин?
– Его принесут вам в комнату.
Мне ничего другого не оставалось, кроме как покорно отправиться в ставший уже ненавистным кабинет. Но одна мысль грела мне душу. Волнение Кибиткина, заставшего меня внизу, ясно показывало, что во второй комнате скрывают нечто, не предназначенное для чужих глаз. Это как раз то, что мне нужно. Я поклялась, что обязательно улучу подходящий момент и попаду в эту комнату, даже если для этого придется караулить всю ночь.
Кибиткин с озабоченным видом вышел, оставив меня одну. Я подошла к окну и выглянула во двор. Солнце уже скрылось за вершинами деревьев, темнело. Внезапно я вспомнила об одном незавершенном деле и быстро вернулась к своему столу. Мы с Ингой договорились, что ближе к вечеру она подъедет к дому Кибиткина и подойдет к забору со стороны сада, а я перекину через забор кассету. Хорошо, что мы условились подобным образом, выбрав достаточно безопасное место. Я искренне надеялась, что видеокамера установлена только на воротах и наша операция пройдет гладко. Завтра утром Инга скинет мне готовый текст по электронной почте, адрес которой я написала на бумажке и сунула в заранее приготовленный конверт с кассетой. Инга обожала всякие авантюры и с радостью согласилась мне помогать. Мы с ней придумали сигнальную фразу, что-то вроде пароля, на тот случай, если кто-то подслушает мой телефонный разговор. Эта фраза должна была служить сигналом к тому, что Инге нужно немедленно выехать к дому Кибиткина. Через час после звонка она должна была ждать в условленном месте.
Я набрала знакомый номер. На том конце никак не хотели снимать трубку. Я заволновалась, но в ту же минуту в трубке щелкнуло, и я услышала запыхавшийся голос подруги:
– Я слушаю!
– То, что вы просили, уже готово. – Произнесла я пароль и положила трубку.
– Что именно готово? – Раздалось от двери яростное шипение. Я позеленела и затряслась, увидев пугающую меня фигуру в дверном проеме. Ее лицо было багровым от отблесков закатного солнца, одной рукой она оперлась о притолоку. Побелевшие пальцы слегка подрагивали от напряжения. Могу поклясться, что глаза этой женщины на минуту вспыхнули, как у дикой кошки, сверкнув в полумраке. Инна Теодоровна медленно приближалась ко мне, в этом было что-то настолько угрожающее, что я не на шутку перепугалась. Почти не понимая, что делаю, я протянула руку и нажала на выключатель настольной лампы, как будто ярко вспыхнувший свет мог защитить меня от гнева этой фурии. Тем не менее, это помогло. Когда настольная лампа зажглась, экономка слегка отшатнулась. Я увидела как резко сузились зрачки в ее прозрачных глазах, превратившись в две крошечные, едва заметные точки. Из-за того, что зрачки так сильно сузились, глаза выглядели особенно неприятно.
