Вскоре корабль приблизился к поверхности красноватой планеты, он опускался по спирали по безоблачному ясному небу, и скорость была меньше, чем у парашюта. Вокруг тянулись прямые однообразные горизонты; они казались ближе, чем на Земле, не было видно ни гор, ни холмов или пригорков; вскоре корабль завис на высоте полмили или менее. Здесь аппарат, казалось, прекратил спуск и застыл в равновесии.
Они увидели внизу желтовато-красную пустыню с невысокими барханами, пересеченную извилистыми «каналами», уходящими по обе стороны горизонта.
Ученые рассматривали планету с растущим волнением и восхищением, так как им стала ясна истинная природа этих «каналов». Их наполняла не вода, а масса бледно-зеленой растительности, огромных зубчатых листьев либо ветвей с листьями, и все они, казалось, отходили от единого ползучего стебля телесного цвета, имеющего несколько сот футов в диаметре, с раздутыми узловатыми сочленениями, а интервалы между ними составляли полмили! Кроме таких аномальных ползучих супергигантов, не было иных следов, жизни, ни растительной, ни животной на всем пейзаже. Сама протяженность ползучего стебля, захватившего всю видимую поверхность, но казавшегося — по форме и своим особенностям — частью какого-то еще более гигантского растения, поколебала предвзятые мнения, связанные с земной ботаникой.
Большинство ученых с изумлением рассматривали гигантские растения через иллюминаторы. Более, чем обычно, журналисты грустили о том, что не могут свои материалы с сенсационными заголовками переслать в газеты. Грешем и Полсон понимали, что есть нечто противоестественное в такой уродливой форме растений; Стилтон и его коллеги из академических кругов выражали свое разочарование больше, чем остальные. «Возмутительно! Неслыханно! Смехотворно! — бормотал Стилтон. — Это нарушает самые элементарные законы ботаники! В этом отношении не было ни одного прецедента!»
Гейлард, который стоял рядом с ним, был так погружен в раздумье о росте растения, что едва ли слышал комментарии Стилтона. Уверенность Гейларда в том, что они попали в грандиозное приключение, превратилась в четкую убежденность. Он не мог точно и последовательно определить чувства, которые овладели им, но был переполнен ощущениями чудес, сиюминутных и будущих, и предчувствиями необычных, серьезных открытий.
Многие из группы страшились высказываться, не решаясь как-либо комментировать события. Все, что с ними произошло за последние часы, и все, что они теперь наблюдали, было настолько за пределами человеческого понимания, что обычные проявления чувств были подавлены из-за необходимости адаптации к необычной окружающей обстановке.
Понаблюдав минуту-другую за гигантским растением ученые почувствовали, что их корабль пришел в движение, на этот раз горизонтально, следуя за ползучим растением в направлении, которое условно можно было считать западным, где опускалось маленькое бледное солнце на тусклом, выжженном небе, посылая тонкие, холодные лучи на пустынную землю.
Людьми овладело осознание того, что за всем происходящим стоит некая заданность, ощущение дистанционного наблюдения и контроля было у Гейларда даже сильнее, чем у остальных. Никто и не сомневался, что каждое движение корабля было рассчитано, и Гейлард чувствовал, что снижение скорости, следовавшее за продвижением вперед, было вычислено, чтобы дать ученым возможность понаблюдать за новой для них окружающей средой и, в частности, за ростом растений.
Напрасно, однако, наблюдали они окружающую среду, так как предметы, которые свидетельствовали бы о наличии органических форм человеческой или нечеловеческой, сверхчеловеческой эпохи, могли быть только воображаемыми. Только сверхчеловеческие существа, по мнению ученых, могли бы построить корабль, доставивший людей, послать его и управлять им.
Летательный аппарат продвигался вперед около часа и пересек огромную территорию, где песчаные равнины уступали место болотам. Здесь, где медлительные воды скрывали мергельную почву, вьющиеся растения раздувались до невероятных размеров и были покрыты пышной листвой, скрывающей болотистую землю почти на милю по обе стороны от гигантского стебля.
Листва приобретала более яркий и живой зеленый оттенок, была необычайно роскошной и пышной, и сам стебель выглядел неописуемо сочным Он сиял и лоснился от своей мощи и силы, это было цветение, сверхъестественно и неприлично демонстрирующее откормленную плоть. Под взглядом наблюдателей это растение, казалось, пульсировало ритмично, как живое существо, и в некоторых местах на стебле имелись утолщения и отростки странной формы, назначение которых никто из людей не мог себе представить.
Гейлард обратил внимание Стилтона на необычную пульсацию, заметную у растения, и, как казалось, осуществляющую связь ствола с листьями длиной в сотню футов, которые колебались, как от ветра, «Уф! — выдохнул Стилтон, покачав головой с выражением отвращения и недоверия. — Такая пульсация просто невозможна. Должно быть, это обман зрения, смещение фокуса, вызванное, возможно, скоростью нашего полета. Либо это, либо некоторые особенности преломления в этой атмосфере, создают иллюзию движения неподвижных объектов». Гейлард удержался от спора, что этот феномен визуального нарушения или преломления связан исключительно с растением и не распространяется на остальной ландшафт.
Вскоре после этого корабль приблизился к необычному ответвлению растения, и земляне обнаружили, что стебель, за которым наблюдали, был лишь одним из трех, отходящих от ствола, спускающихся к болотистой почве в разных направлениях и исчезающих за горизонтом. Место соединения со стволом было отмечено огромным двигательным узлом, имеющим причудливое сходство с человеческими бедрами. Здесь пульсация была сильнее и очевиднее, чем когда-либо; на бледной поверхности ствола виднелись странные вены и красноватые крапинки.
Ученых все более и более волновали невиданная величина и некоторые характеристики необычного роста растения. Но впереди были открытия более экстраординарного толка. Задержавшись на мгновение около чудовищного места соединения со стволом, корабль полетел быстрее вдоль главного ствола, простирающегося на необозримое расстояние в восточном направлении. Были видны свежие ответвления на различных расстояниях друг от друга, растущие все сильнее и пышнее по мере проникновения в болотистые районы, несомненно, представлявшие собой остатки обмелевшего моря.
«Боже мой! Растение, должно быть, опоясывает весь Марс!» — испуганно сказал один из репортеров.
«Все это выглядит следующим образом, — серьезно заявил Гейлард. — Мы, должно быть, движемся вдоль экватора и мы уже сотни миль летим вдоль ствола. Судя по тому, что мы видели, представляется, что марсианские „каналы“ — это всего лишь ответвления растения, а то, что на картах Марса астрономы определяют как „моря“, представляет собой массы листвы». «Не могу понять этого, — бубнил Стилтон, — проклятое это растение находится в полном противоречии с наукой, и природе оно противоречит, оно не должно существовать в любом рациональном, постижимом космосе».
