С посетителями она разговаривала исключительно томным голоском.
Три раза Жанна отпрашивалась с работы — «присмотреть за ребенком». Месяц пропустила по больничному + трехдневный отгул, когда ее мать-пенсионерка слегла в больницу с микроинфарктом.
Девочка не поняла, куда попала.
Баринов вызвал к себе Игоря и Вадика.
Игорь Баринову нравился. Его левую скулу пересекал уродливый шрам — память о чеченской войне. Игорь был молчалив и носил кожаные куртки.
Баринов сидел за столом, постукивая карандашом, строгий как гробовщик и мрачный как смерть.
Игорь стоял, глядя прямо в глаза. Вадик за его спиной, руки в карманах. Смотрит в сторону, жует жвачку.
Валерий Георгиевич посмотрел на Игоря.
— Жанну знаешь?
— Знаю.
— Кто ж эту б… не знает! — заржал Вадик. Осекся под тяжелым взглядом шефа.
— Во-первых, вынь руки из карманов. Во-вторых, глотай эту дрянь и перестань жевать, как корова. В-третьих, еще раз матернешься в моем офисе — яйца оторву. Ясно?
Вадик пробулькал что-то невнятное.
— А что Жанна? — спросил Игорь.
Баринов объяснил. Игорь скупо улыбнулся. Но в глазах осталась тихая грусть, появившаяся там восемь лет назад.
— Ясно.
Вечером на столе завыл телефон.
Баринов извинился перед собеседником (между прочим, членом Торговой палаты), снял трубку.
— Да.
— Валерий Георгиевич, — в голосе Игоря чувствовалась горькая ирония. — Мы тут поговорили с Жанночкой. Она очень хочет вас видеть. Правда ведь, солнышко?
— Да, — раздался в трубке сдавленный женский голос. Он звучал так, словно дыханию что-то мешало. Например, сломанный нос.
— Я спущусь через… — Баринов взглянул на часы. — Полчаса. Пусть наша секретарша ведет себя приличнее.
Он положил трубку. Улыбнулся партнеру. Член Торговой палаты понимающе осклабился. Эти секретарши!
Они обсудили все дела (в пользу Баринова, в чем тот и не сомневался) за пятнадцать минут. Баринов проводил члена Торговой палаты до дверей. Тот надел черные очки и выразил надежду, что госинтересы будут учтены.
Баринов направился к лестнице. Не дойдя двух шагов, повернул за угол. Красная стрелка указывала вниз под аршинной надписью: ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖЕБНЫХ ЛИЦ. Спустился вниз, напевая «Стюардесса по имени Жанна…»
В прохладном подвале с кафельными стенами, освещенном мягким светом флюоресцентных ламп, все мысли и все песни вылетели у него из головы.
Жанна с окровавленным лицом сидела на диване, зажатая Игорем и Вадиком. Тушь размазалась по лицу безобразными пятнами. Нос расквашен. Верхняя губа кровоточит.
Игорь поднялся навстречу.
— Да-а-а, — со смешком протянул Баринов. — Чудненько.
Игорь и Вадик рассмеялись. Жанна шмыгнула носом, разглядывая крашеные ногти.
— Ну что, сука, — девушка вздрогнула. — Допрыгалась?
— Валерий Георгиевич, за что?
Она подняла лживые глаза, полные мольбы и боли.
— Ты лгала! — рявкнул бизнесмонстр, подавая знак Вадику. Тот кивнул. Его челюсти по-лошадиному двигались. Секьюрити направился к дальней стене. Теперь двигался его затылок.
— Опять жвачку жуешь? — вскипел Баринов. — Верблюд!
— Валерий Георгиевич, вы ж сказали, в офисе нельзя! Здесь-то че, тоже?
Лицо Вадика сморщилось от обиды.
— Ладно, хрен с тобой. Жуй.
Баринов повернулся к Жанне.
— У тебя нету сына. И матери нет. Тебя воспитывала бабушка.
— Простите, — прошептала Жанна.
Она, плача, рухнула перед Бариновым на колени, распахнула блузку. Под которой, кстати, ничегошеньки не было.
Вадик округлил глаза, чуть не подавившись жвачкой. Игорь смущенно отвернулся.
Баринов поморщился.
— Убери эти… это… короче, запахнись!
Жанна всхлипнула всем телом. Ее тугие груди поднимались и опускались в такт дыханию.
— Валерий Георгиевич…
— Что Валерий Георгиевич? — Баринов встал над ней. Будь он повыше, показалось бы, что он хочет помочиться на Жанну. — Валерий Георгиевич, Жанночка, не вечный. Не бережете вы старика.
— Извините, — прошелестела секретарша. Баринов присел на корточки. Протянул руку. Запахнул края блузки. Поднял пальцами ее испачканный кровью подбородок. Ее влажные глаза встретились с его колючими. Ресницы дрогнули.
— Девочка, никогда, слышишь — ни-ког-да — не пытайся обмануть русского бизнесмена. Он сам обманет кого угодно.
Баринов выпрямился.
— Ты встречалась с Киселевым. Киселев — конкурент.
— Нет… нет, — Жанна помотала головой.
— Мне все про тебя известно. Ты была у них на вечеринке.
— Валерий Георгиевич, это неправда…
— Ты с ними трахалась! У нас есть фотка, где ты делаешь омлет генеральному директору. И хватит врать!
Жанна всхлипнула.
— Да ты не плачь, девочка, — Баринов взял у Вадика бейсбольную биту. Перехватил поудобнее. Он никогда не играл в бейсбол, но ощущение от биты ему понравилось.
— Все будет хорошо, — мягко сказал Баринов, поднимая орудие над головой.
Жанна снова всхлипнула. Биты она не видела.
— Валерий Георгиевич, я правда не виновата, — Жанна запрокинула голову, надеясь увидеть на его лице сочувствие.
Вместо этого она увидела опускающуюся сверху круглую биту. Собственно, даже этого она не увидела. Если ты умираешь раньше, чем понимаешь, что тебя убило, считай, ничего и не видел.
Баринов оттолкнулся от пола. Отъехал назад. Развернулся, успел упереться ножками в стену. Оттолкнулся. Кресло силой толчка вынесло на середину кабинета. Баринов остановился, тяжело дыша.
Сейчас с секретаршей нет проблем. Ира — молодец.
Его проблема — Точилин.
Следак явился собственной персоной неделю назад. Сел в кресло напротив, важный и надутый, как голубь, обожравшийся крошек. Спрашивал про Нестерова.
Баринов организовал кофе и бутерброды. Точилин ни к чему не притронулся. Баринов нервно ходил по кабинету.
— Что я могу сказать, Александр Сергеич…
— Что знаешь, то и скажи, — с улыбочкой сказал Точилин.
— Да я не знаю ни хрена!
Баринов действительно понятия не имел, кто кончил Нестерова. Это не мог быть он. И не Бубнов.
Через три дня после смерти Вадима Бубнов позвонил ему, и осторожно поинтересовался: не имеет ли Валерий Георгиевич отношения к убийству? Баринов ответил, что имеет отношение к случившемуся менее, чем никакое.
— Кто же тогда заказал его? — голос в трубке звучал задумчиво, словно Бубнов разговаривал сам с собой. — Я тоже ничего не знаю.
Он помолчал.
— Это может иметь отношение к грузовикам?
Подумав, Баринов ответил:
