Но больше всего Инна боялась того, кто преследовал ее.
Она постоянно чувствовала затылком Его взгляд. Дома, в машине, в очереди в магазине. Инна знала, что нельзя выдавать себя. Два раза она не удержалась и обернулась, ожидая углядеть в толпе клочок черного капюшона. Но никого не увидела.
Инна зашторила все окна. Жила в полумраке. Дверь и ворота на сигнализации, но девушка не была уверена, что Его можно остановить этим.
Но ей было жизненно необходимо поведать кому-то о своих страхах. Литры алкоголя, которые она вливала в себя, не помогали.
И потому она в первый миг обрадовалась, когда услышала за спиной неуверенный хриплый голос Павла:
— Инна.
Она обернулась. Инна стояла во дворе особняка, Павел — снаружи. Их разделяла решетка ворот.
Вид его необычайно тронул сердце Инны, израненное одиночеством и иглами страха. Его и без того усталое лицо за зиму осунулось и заросло щетиной. Глаза горят болезненным огнем безумного желания, которое невозможно тут же воплотить в жизнь. Плечи согнуты под невидимой ношей.
— Привет.
— Боже, что с тобой?
Павел усмехнулся.
— Видок у меня не ахти, да?
— Зачем ты пришел?
— На тебя посмотреть.
— Посмотрел? Теперь уходи. Мы с тобой не пара.
Павел вздрогнул.
— Я знаю, почему ты прогоняешь меня, — сказал он, впиваясь взглядом в ее лицо. — Знаешь, что самое смешное? Ты меня всю жизнь ждала. А вот он я. И ты меня прогоняешь. Я понимаю, ты разочарована.
— Ты не в себе, Павел, — Инна отвернулась.
— Стой! Не смей уходить! Смотри мне в глаза.
Инна, против желания, обернулась. Павел поймал ее взгляд, и уже не отпускал. Он возбужденно заговорил, вцепившись руками в прутья решетки.
— Думаешь, я не знаю, что не имею прав на тебя? И что? Что прикажешь мне делать? Сдаться?
Он замолк, тяжело дыша.
— Я ухожу, — сказала она, содрогаясь от жалости, отвращения и неясного наслаждения.
Крики Павла преследовали ее до самых дверей.
— Думаешь, я отступлю? Я никогда не оставлю тебя. Я — твой самый страшный кошмар! Лучше тебе не выходить из дома, слышишь, ты, дешевка? Я разобью стекла твоей тачки, подожгу дом и зарежу тебя. Зарежу! Ты не моя… и ты никому не достанешься! Но сначала я изобью тебя, изнасилую, я заставлю тебя жрать дерьмо, как жрал я! Тебе не уйти!
Инна закрыла дверь. Его крики еще долго преследовали ее.
Когда огромный, мрачный, чудовищный Дом поглотил Инну, Павел замолк. Он осознал, что стоит, протягивая руки между прутьями решетки, словно нищий, просящий подаяния.
Понял, что с трудом дышит. На губах выступила пена.
Павел простонал. Прислонившись спиной к воротам, бессильно сполз на землю.
— Поздравляю тебя, Павлик, — сказал он. — Ты опять проиграл.
Утром Инна подошла к окну. Отогнула занавеску.
Павел все еще сидел, прислонившись к решетке.
Он очнулся от лихорадочной полудремы. Вскочил. Обернулся.
Инна, обнимая себя за плечи, подошла к воротам. С опаской взглянула на него.
— Мне нужно съездить за покупками.
— Едем вместе.
— Нет. Пропусти меня.
— Я не уйду.
— Черт возьми, Павел, у меня нет еды! Ты хочешь, чтобы я сдохла от голода?
Она прикусила губу, чувствуя, что вот-вот расплачется. Или захохочет, как сумасшедшая. Она понимала, что нужно, прежде всего, сохранять полное хладнокровие. Но овладеть собой не получалось — хоть тресни.
Павел скривился.
— Шагу отсюда не сделаю. Если только меня не оттащат силой.
— Ты… Да я сейчас ментов вызову!
— Зови. С ОМОНом вместе.
Они стояли, глядя друг на друга через прутья решетки. Их взгляды были полны ненависти и презрения.
— Держись, ублюдок, — прошипела Инна.
Пасть гаража распахнулась. Инна вывела машину, остановилась в десяти метрах от ворот. Ее руки вцепились в руль.
Девушка нажала кнопку на пульте. Сигнал. Ворота с железным скрежетом распахнулись.
Павел у нее на пути. Плечи скорбно опущены. Смотрит прямо.
— Придурок чертов! — Инна включила передачу и нажала на газ.
Красный «мерседес» рванулся вперед, как разъяренный лев.
Для Инны эта секунда растянулась до бесконечности. И вечность была полна ужаса от осознания, что она сейчас собьет человека.
В последнюю долю секунды Инна успела нажать на педаль.
По-женски взвизгнули тормоза.
Поздно.
Морда автомобиля прижалась к земле. Подкинула хрупкую фигурку, как тряпичную куклу. Павел подлетел в воздух, нелепо взмахнув руками.
Всем весом обрушился на ветровое стекло, которое вмиг пошло трещинами. Инна с ужасом услышала, что-то с грохотом покатилось по крыше.
Тело хлопнулось о багажник и безвольным мешком костей рухнуло на брусчатку.
Несколько столетий Инна просидела, сжимая руль. В воздухе повисла звонкая тишина. Где-то прокричала птица.
Инна отстегнула ремень и выскочила из авто, в полной уверенности, что ей это снится.
— О господи, — молила она, обходя машину. — Только не опять!
Павел лежал в позе зародыша, левой стороной лица в луже крови.
У Инны вырвался судорожный полувсхлип…
— О боже, — сквозь слезы прошептала она.
Застонав, Павел перевернулся на спину. Лицо, иссеченное мелкими брызгами стекла, залито кровью.
— Так ты жив! — вскричала Инна, за раздражением скрывая безмерное облегчение.
Павел встал на колени. Поднялся. Его шатало.
— Не шевелись, — Инна подхватила его. Помогла прислониться к машине. — Ты в порядке? Боже, ты весь в крови.
Она сорвала с себя белую блузку. Начала оттирать его лицо от крови. Павел вцепился в ее плечо. Капли крови падали на ее руки.
— Я в порядке, — прохрипел Павел. — Все цело.
— Садись… Вот сюда… Да, на диван. Вот так.
Павел сел, пятная кровью бархатную обивку. Вскрикнул.
— Что?
— Нога… Черт, как больно! Нет. Ничего.
Инна стояла посреди гостиной в мини-юбке и лифчике, с недоумением глядя на окровавленный комок блузки в руках.
Наморщила лоб.
— С ума сойти. Что я щас должна делать? Нужно вызвать «скорую»…
— Сядь. Ничего не надо.
— Шутишь? Да ты кровью истекаешь! Я не хочу, чтоб ты сдох! Нужен врач.
— И что ты скажешь? — Павел откинулся на спинку. Прикрыл глаза. — Неужели правду?
Инна прикусила губу. Упала в кресло, стискивая в руках испорченную блузку.
Павел рассмеялся.
— Ой, дурак… нет, ну надо же…
— Что смешного?
— Нет, просто… А-а-а-й! — Павел схватился за левую ногу. С шумом выпустил через нос воздух.
