Однако, вместо того, чтобы вновь отправиться на разбой – теперь уже без риска попасть на французскую виселицу, – Брид предпринял вылазку вглубь острова и разгромил несколько поселений маронов. Это было тем более странно, что до сих пор Брид был совершенно равнодушен к вопросам собственности рабовладельцев; больше того, подозревали, что его собственная команда была по крайней мере наполовину набрана из таких же бывших рабов, – которые, тем не менее, охотно приняли участие в набеге.
Поселения маронов были для губернатора сущей занозой. Вынужденный блюсти интересы плантаторов, он изредка затевал экспедиции против беглых рабов, но они были крайне невыгодны. Тростник и кофе приносили доход, несравнимый с возможной прибылью от золота, намытого в очищенных от бродяг горах. Кроме того, многие солдаты были отравлены негритянскими суевериями и опасались связываться с людьми, считавшимися могущественными колдунами. Измученные работой и наказаниями рабы бежали в горы; гонцы от маронов проникали на плантации, и в жалких хижинах по ночам проводились тошнотворные обряды. Африканская ересь вместо того, чтобы сгинуть в лучах католичества, сливалась с ним, образуя в негритянских головах опасный богохульный сплав. Неудивительно, что предложение Брида было принято с восторгом. Почти никто не задался вопросом, зачем это нужно капитану. Лишь самые проницательные усмехались украдкой, думая, что ирландец позарился на мифические сокровища истребленных двести лет назад индейцев.
Те беглые рабы, которым не посчастливилось попасть под пиратскую пулю, были с помпой переданы губернатору и возвращены владельцам. Любой другой на месте капитана торжествовал бы, но Брид, обласканный правительством, оставался мрачен: каковы бы ни были его истинные цели, они явно не были достигнуты. Он частенько исчезал из города; несколько раз его встречали в трущобах на верхней окраине, куда не зашел бы добровольно ни один француз, среди лачуг, облепивших склон, как ласточкины гнезда. Там на плоских крышах сушилась апельсинная корка, из раскрытых дверей вечерами доносилось пение и ритмичные хлопки, и кровь черных петухов лилась в очерченный водой круг.
Говорили, что капитан якшается со свободными неграми. Многие офицеры, поначалу старавшиеся закрыть глаза на темное прошлое и принять бывшего пирата как равного, уже морщили носы. Несколько раз Брид затевал пьяные драки. В необъяснимом приступе ярости искалечил нескольких рабов, предоставив откупаться от их хозяев губернатору. Капитан ни на минуту не трезвел, ел за пятерых и свел тесное знакомство со всеми портовыми шлюхами. Казалось, он отыгрывается за долгие годы опасностей и нищеты.
Но знавшие капитана раньше говорили, что он страшно сдал. Чем бы Брид ни занимался предыдущий год – это явно не прибавил пирату молодости и сил. А после похода в горы капитан и вовсе стал походить на живого мертвеца вроде тех, которыми черные няньки пугают непослушных детей. Болтали, что жестокость капитана ничуть не убавилась, и шепотом передавали слухи об изощренных мучениях, которым он подверг негритянских жрецов.
И правда, среди возвращенных рабов, к досаде губернатора, который рассчитывал на поимку главарей, не было ни одного колдуна. Брид выдал это за случайность, но ему мало кто поверил. Особо любопытные пару раз пытались подпоить команду, но матросы, похоже, были запуганы капитаном, а боцман, хромоногий карлик с невероятно сильными, жилистыми руками, хлебал ром как воду и на расспросы отвечал лишь дребезжащим хихиканьем. Казалось, капитан окончательно спятил, потянув следом и команду, но в его сумасшествии виделась система.
Терпение властей вот-вот должно было иссякнуть, когда завесу над тайной приподнял сам Брид. Пьянствуя в Порт-о-Пренсе перед новой вылазкой, он повстречал знакомого мулата, который, разбогатев на каперстве, в поисках спокойной жизни осел в Сан-Доминго. Ром и воспоминания развязали капитану язык. Выслушав пьяные излияния, мулат лишь покачал головой. На следующий день он, кичившийся своей просвещенностью, пересказал их, не называя имен, чтобы развлечь пару приятелей. Но, как ни старался образованный мулат выдать историю ирландца за отвлеченный анекдот, по городу поползли фантастические слухи.
Губернатор вызвал Брида на аудиенцию и потребовал объяснений. Выслушав несвязную речь вконец одуревшего от рома и ставшего от этого весьма откровенным капитана, губернатор покачал головой и посоветовал Бриду как можно скорее покинуть Порт-о-Пренс, Сан-Доминго и вообще Эспаньолу – но сначала обратиться к Богу. В ответ Брид, криво ухмыляясь, пробормотал что-то про деву Эрзули и, развязно кивнув, ушел, оставив разъяренного губернатора в полном недоумении.
Едва выйдя на улицу, капитан Брид во всеуслышание объявил охоту на Барона Субботу.
На веранде губернаторской виллы, освещенной узорными фонарями, было почти прохладно от тихо журчащего посреди мощеного двора фонтана. Неумолчно трещали цикады; иногда легкое движение ветра доносило из города запахи апельсинов и жарящейся на углях селедки. Несколько пальм отбрасывали на стол причудливые тени. Губернатор и командующий городским гарнизоном полковник беседовали с зашедшим попрощаться доктором. Речь шла об экспедиции на дальние острова, которую тот собирался предпринять на свой страх и риск.
– Я надеялся, что вы задержитесь у нас подольше, – говорил губернатор. – Разве в Вест-Индии еще остались туземцы? Мне казалось, что ваши соотечественники…
– Перебили не всех. У меня есть сведения от одного миссионера – кое-где еще сохранились горстки индейцев. Но они вымирают, – доктор вздохнул. – Я уже дважды опаздывал, заставая лишь опустошенные деревни: один раз причиной была эпидемия, другой – пиратский набег. Надеюсь, в третий раз мне повезет. До архипелага меня доставит галеон, идущий в Нуэво, а дальше… – Карререс пожал плечами.
– Мне непонятно ваше стремление возиться с примитивными дикарями, – проговорил полковник.
– Золото? – с ехидцей подсказал Карререс. Полковник чуть презрительно покачал головой, и губернатор протестующе поднял руки.
– Доктор, вы либо наивны, либо водите нас за нос. Я навидался кладоискателей – вы явно не из этой компании. Нет, мой друг, – повернулся он к полковнику, – нашего доктора толкает жажда знаний. Хотя я тоже не понимаю, что может дать дикарь просвещенному европейцу…
– У меня очень специфический круг интересов, ваше превосходительство, – ответил Карререс. Губернатор выжидающе смотрел на доктора, и тот неохотно продолжил: – Суеверия и душевные болезни идут бок о бок…
Бесшумно вошел лакей в белоснежном костюме, на фоне которого лицо казалось непроницаемо-черным, и Карререс замолчал, явно довольный возникшей паузой. Слуга поставил на стол блюдо с мясом, исходящим пахучим паром, поклонился и, случайно встретившись взглядом с доктором, вдруг посерел. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Карререс отвел глаза, и негр, пошатываясь, отступил к стене.
