В дверь тихо постучали, и в дверной проем просунула голову старая Снипграсс.
– Пришел Билл Блоксон. Он хочет видеть господина полицейского из Лондона.
Билл Блоксон вошел, теребя в руках фуражку.
– Я нашел, сэр…
– А, очень хорошо.
Она утонула в низине, на дороге, ведущей к границам Миддлсекса, где ее застало наводнение. Она умерла несколько дней назад и выглядит не лучшим образом.
– Положите ее в подвал ратуши и снесите туда весь имеющийся лед; надо сделать нечто вроде ледника.
Билл удалился, обещая выполнить порученное дело.
Старый Купер оказался неплохим прорицателем, ибо в сумерки Триггс проснулся и слабым голосом заявил, что голоден.
Когда он узнал Гэмфри Баккета, губы его задрожали.
– А из Скотленд-Ярда приехали? – спросил он.
– Не приехали, – ответил его бывший шеф, – я прибыл один. Уже месяц, как я служу в Скотленд-Ярде, Сигма.
Триггс закрыл глаза.
– Боже, я ужасно рад! Я не должен был никогда… Понимаете меня, шеф?
– Конечно. А теперь, мой милый Триггс, выпейте чашку бульона, съешьте кусочек курятинки и отдохните.
– Я хочу говорить.
– О дожде и солнце, Сигма Тау, хотя до хорошей погоды в этом скверном городишке еще далеко. ~ Серьезные дела отложим на завтра.
Когда Триггс успокоился, он стал настаивать, и Баккету пришлось уступить.
– У вас всегда, была чудесная память, Триггс; надеюсь, она вас не подведет, поскольку мы в ней очень нуждаемся.
– Я не опущу ни одной детали, ни одной, слышите меня шеф?
Триггс говорил допоздна, и Баккету пришлось прервать его речи.
– Продолжим завтра, – приказал он.
– И снова Триггс говорил до позднего вечера. Он устал, но выглядел успокоенным.
– Я рассказал все, шеф.
– Превосходно, Сигма Тау. Теперь мой черед рассказывать. Когда я сообщил своим начальникам об Ингершаме, они мне дали карт-бланш и разрешили провести расследование в одиночку, настояв на некоторой сдержанности.
– Неужели?.. Довольно редкое решение.
– Верно, мой милый, но позже вы все поймете и одобрите подобные меры. А пока лежите спокойно, ешьте, пейте, курите трубку и читайте Диккенса. Это – самое лучшее успокоительное. Я получил четыре недели отпуска. На завершение дела мне столько времени не понадобится, но хотелось бы заодно и отдохнуть.
Триггс вздохнул. Через час, набивши трубку, он с увлечением принялся за «Николаса Никльби».
– Сигма Тау, вы слыхали о Фрейде и психоанализе?
– Никогда, шеф.
– Тогда на эту тему распространяться не будем; я и сам многого не понимаю, но одна из аксиом, сей высокоученой теории гласит: в основе многих самых отчаянных преступлений лежит страх.
– Вот как? – удивился Триггс. – Чтобы заявить или понять такое, не надо быть великим ученым.
– Быть может… Теперь перенесемся в Ингершам я рассмотрим его невроз.
– Что? Ужасно непонятное слово.
– Этот невроз характерен для всех крохотных провинциальных городишек; не скажу, что он носит особый характера Ингершаме, но не будем забегать вперед. Чем занимаются жители маленького городка? Едят, пьют, сплетничают, суют нос в дела соседа, ненавидят пришельцев и все, что может нарушить покой, необходимый для правильного пищеварения и приятных пересудов.
Причиной такого беспокойства, Триггс, является невроз маленького городка, а здесь невроз – синоним страха.
И вот в один прекрасный день в этаком маленьком городке селится полицейский.
– Не полицейский, – проворчал Триггс, – а отставной квартальный секретарь.
– В глазах всех добрых людей все же полицейский. А так как слово «ружье» напоминает о слове «патрон» и наоборот, то слово «полицейский» ассоциируется с преступлением и расследованием. Зачем он прибыл? Вот какой вопрос начали задавать в Ингершаме.
Баккет встал и уставился на дома, стоявшие по другую сторону площади.
– И вот инспектор Триггс, а вас здесь величают именно так, селится на главной площади. Он разглядывает дома, на которые я смотрю сейчас: значит, первыми задают себе этот вопрос именно обитатели этих домов. И они же первыми начинают волноваться.
– По какой причине? – спросил Триггс.
– Мы дойдем до этого, Сигма Тау, но я не стану описывать события в хронологическом порядке, когда стану раскрывать тайны, нарушившие спокойствие Ингершама, ведь с некоторых тайн завеса еще не снята. Мне не составляет труда снять ее, не из любви к искусству я кое-что оставлю на закуску. Посмотрите на угловой дом – дом аптекаря Пайкрофта. Аптекарь первым признает вас, пытается заручиться вашим доверием, доверием лондонского полицейского, и проникнуть в ваш замысел, а он считает его опасным.
– Опасным? Почему?
– Вечер проходит приятнейшим образом, и Пайкрофт начинает успокаиваться, но Дув приступает к рассказу одной из своих историй. Ох уж эти историй Дува, какую роль сыграли они в провинциальной трагедии и что натворили бы еще, не вмешайся в дело парка со своими ножницами!
– История детектива Репингтона…
– Который существовал лишь в воображении Дува!
– Быть того не может!.. А я подтвердил, что знал этого великого человека, – жалобно промолвил Триггс.
– Большой беды в том нет. Напротив. В свою очередь, вы вспомнили об ужасном и действительном преступлении, о деле доктора Кривлена.
Пайкрофту этого оказалось достаточно. Он покончил с собой.
– Но зачем? Я так и не понял, почему он покончил жизнь самоубийством.
– Сегодня утром я исследовал погреб старой аптеки; пришлось копать, поднимать плиты… Там находились останки миссис Пайкрофт.
Сигма застонал от ужаса и огорчения.
– Он узнал себя в преступниках – вымышленном полковнике Крафтоне и подлинном докторе Криппене, о которых вы говорили с Дувом. Пайкрофт счел, что вы оба расставили ему тончайшую ловушку, и сам совершил над собой правосудие.
После продолжительного молчания Гэмфри Баккет продолжал:
– У каждого в жизни есть тайна, у одних преступная, у других просто житейская, и лишь несколько жителей Ингершама без страха приняли лондонского полицейского, который, как считалось, явился разоблачать тайны, могущие нарушить извечное спокойствие. Вам ясно, Сигма Тау? Вот где кроется причина Великого Страха Ингершама.
– Пелли быстро освобождается от разлившихся вод, – сказал Баккет.
– И разъяснится еще одна тайна? – лукаво спросил Триггс.
– Если только история Фримантла, этого чудища, вас удовлетворила полностью, – ответил Гэмфри, платя ему той же монетой – иронией.
– Нет, ни в коем случае, – униженно промямлил Триггс.
– В сущности, трагическая история Фримантла и его соседа Ревинуса есть история сиамских близнецов. Оба любили Дороги Чемсен… Не стану утверждать, что дама не вела двойной игры, но Ревинус – вдовец, а Фримантл женат, тогда как мисс Чемсен прежде всего хотелось иметь мужа. Поэтому она и связала свои надежды с весельчаком Ревинусом. Они окружают свою связь тайной, совершенно необходимой в условиях маленького городка. Фримантл, человек грубоватый и начисто лишенный воображения, решил прибегнуть к жалкому маскараду, завершению которого вы способствовали!
