– В сущности, трагическая история Фримантла и его соседа Ревинуса есть история сиамских близнецов. Оба любили Дороги Чемсен… Не стану утверждать, что дама не вела двойной игры, но Ревинус – вдовец, а Фримантл женат, тогда как мисс Чемсен прежде всего хотелось иметь мужа. Поэтому она и связала свои надежды с весельчаком Ревинусом. Они окружают свою связь тайной, совершенно необходимой в условиях маленького городка. Фримантл, человек грубоватый и начисто лишенный воображения, решил прибегнуть к жалкому маскараду, завершению которого вы способствовали!
– Но воображение у него все-таки было, – запротестовал Триггс. – Ведь он выдумал чудовище Пелли, и оно царило в течение многих лет, наводя ужас на всю округу.
– Вы в это верите? А если я сообщу вам, что в ночь, когда ваша ловкость во владении палкой восторжествовала над ним, бедняга Фримантл впервые в жизни изображал ужасный персонаж Быка?
– Как?
– Связь Ревинуса с Дороги Чемсен началась не вчера. И, как все робкие, ревнивые люди, особенно если они находятся во власти провинциальных условностей, он выслеживал парочку, мучил себя зрелищем их счастья. Фримантл проводил долгие ночи, наблюдая за «Красными Буками», с предосторожностями разыскивал во тьме пустоши влюбленных, искавших уединения.
И во время своих ночных бдений он столкнулся с Быком, терроризировавшим обитателей Пелли и бродяг в том числе.
– А! – прошептал Триггс. – Вот в чем дело…
– Я отыскал цыган. Они разбили свой табор на границе Миддлсекса, там, где остановились воды разлива. Мне удалось завоевать их доверие. Бедным людям приходилось платить ужасную дань чудовищу Пелли, кравшему и убивавшему их детей!
– Боже, они мне ничего не сказали.
– Они боялись Чедберна, – ответил Баккет. – Мэр Ингершама не хотел никакой огласки.
– Ужасно! Надо сделать что-нибудь! – воскликнул Триггс.
– Пойдемте, – пригласил его бывший шеф.
Светя фонарем, оба полицейских спустились по спиральной лестнице, ведущей в подземелье ингершамской ратуши.
Триггс с трудом сдерживал дрожь, чувствуя тьму и сырость; со сводов сыпался мелкий ледяной дождь; во тьме слабо фосфоресцировали таинственные символы; напуганные светом и людьми, грызуны с отвратительным писком разбегались по своим углам.
Баккет толкнул какую-то дверцу, и из нее пахнуло холодом. Свет фонаря заиграл на блестящих глыбах, в которых Триггс узнал блоки льда.
– Что это? – с удивлением спросил он.
– Импровизированный морг, – ответил Баккет.
Триггс различил маленькое сжавшееся тело, лежавшее на плитах пола.
– Попробуйте ее опознать, – тихо сказал Баккет, направляя луч фонаря на неподвижное тело.
Триггс увидел зеленовато-белое лицо с пустыми глазами и странными черными кудрями.
– Я не знаю ее, – пробормотал он. – Хотя погодите, Баккет, мне все же сдается… Я сказал бы, королева Анна! Тот странный портрет, служивший вывеской магазина сестер Памкинс!
Баккет осветил труп и медленно произнес:
– Леди Флоренс Хоннибингл.
Триггс вскрикнул и вцепился в руку своего друга, умоляя покончить с этим кошмаром.
Гэмфри Баккет наклонился над покойницей и резко дернул за черные букли; Триггс услышал треск рвущейся материи и увидел в руках шефа парик.
– Гляньте еще раз.
Не поддержи Баккет Триггса, тот бы рухнул на миниатюрный ледник.
Он узнал Дебору Памкинс.
– Пейте! Пейте этот грог. Слишком горячо? Ничего, Триггс, вам нужно именно такое укрепляющее средство, чтобы прийти в себя и выслушать рассказ об этом чудовище.
Сигма стал послушнее ребенка; грог обжигал, из глаз катились слезы, но ему стало легче.
– И все же, Сигма Тау, – нервно рассмеялся Гэмфри Баккет, – вы и есть подлинный победитель ужаса Пелли.
– Я ничего не понимаю! – жалобно простонал бедняга.
– А кто, как не С. Т. Триггс, рассказал на традиционной встрече добрых соседей, и не без содействия несравненного мистера Дува, историю о знатной даме, совершившей преступление и удивительно похожей на королеву Анну с вывески гостеприимного дома?
– Это был я? – захныкал Триггс. – Но разве мог я знать…
– Дабы не огорчать благородное семейство, ее имя никогда не называлось. И только карточка в секретных архивах Скотленд-Ярда напоминает о леди Хоннибингл. По истечении срока наказания эту отвратительную бабу передали в семейство, которое поручилось за ее поведение. Увы! Она осталась преступницей, превратившись из воровки в кровопийцу, и с помощью страха Ингершама и мании мэра все скрывать начала творить свои преступления.
– Ее семья, – простонал Триггс, – ее сестры…
– Нет, ее надзирательницы. Сигма Тау. Дамы Памкинс не сестры гнусной леди. Но вы понимаете, почему они скрылись, услышав вашу болтовню? И почему исчезла вывеска, являвшаяся портретом одной из ее прабабок, которая передала ей как свою внешность, так и свои отвратительные инстинкты?
– Руфь Памкинс, – выдохнул Триггс, но Баккет прервал его.
– Еще не все сказано, – заявил он. – Не убивайтесь сверх меры, Сигма Тау.
Последний воздел к небу дрожащие руки.
– Вывеску сняли на заре…
– Ну и что?
– Не знаю… Мне трудно выразить свою мысль. Я не думаю, что дамы уехали далеко.
– Не так уж плохо, старина, но всему свое время, как говаривали наши предки. И здесь следует извиниться перед памятью Дороги Чемсен; вы едва не оказались несправедливым к ней, обвинив в покушении на вашу персону. Подлинная виновница покоится на плитах импровизированного морга, который мы только что покинули; вы понимаете, что у нее были все основания покончить со столь опасным человеком, как вы.
– Но Руфь? – продолжал настаивав незадачливый полицейский.
– Еще не все сказано, Сигма Тау!
– Загляните в календарь и скажите, когда над Ингершамом взойдет луна.
– Точно в одиннадцать тридцать.
– Обрекаю вас, Триггс, на бодрствование.
– Мы отправимся на Пелли… – нерешительно начал Сигма, и в голосе его не чувствовалось энтузиазма.
– Вовсе нет, мы не покинем пределов главной площади. Мы отправимся на выяснение тайны Кобвела.
Триггс пересчитал на пальцах: тайна Пайкрофта, тайна Фримантла, тайна Ревинуса, тайна сестер Памкинс – все они растаяли словно снежные бабы под солнцем.
– У нас осталось два убийства, – тихим голосом подытожил он.
– И кое-какие пустячки… Когда появится наша приятельница-луна? В одиннадцать тридцать? Следует немного подождать, я заказал спектакль на традиционный час – на полночь. Время – лучший целитель, говорят деревенские жители, и вскоре солнце согреет своими лучами славный городок Ингершам, – сказал Гэмфри.
