— Вам не кажется, что мы сегодня отлично провели время.
— А вы, разве нет? — воскликнула Урсула. — Я думаю, это было действительно первоклассное зрелище…
— Мне лично понравился первый номер программы — комик. Однако я почувствовал, что многие из вас обрадовались, когда он вынужден был покинуть сцену.
— Я-то уж точно, — подтвердил Бенедикт. — Мунвэл может обойтись и без подобных штучек.
— Может обойтись даже без почтальона, не правда ли? Я не стану его винить, если он решит, что Мунвэл сможет обойтись и без него.
— Ты не будешь винить его? — пожал плечами идущий рядом с Грейгом Мел. — Конечно, будешь. Подошло время всем нам наставить его на путь истинный, указать на его ошибки.
Грейг тяжело вздохнул, не желая продолжать спор, тем более после того, что он довольно прилично выпил в пивной. Однако в разговор вмешалась Вера:
— Вы же обычно не ходите по пивным, не правда ли? Вы ведь только недавно прибыли в город? А сегодня вы специально находились там, чтобы испортить ему шоу, верно?
— Нельзя испортить то, что уже само по себе гроша ломаного не стоит, — возразил Бенедикт
— Но вы были там именно по этой причине, не так ли? Вы пришли туда с целью растоптать, уничтожить его…
— О, поверьте, нет, я так не думаю, — весело ответила Урсула. — Может быть, он действительно прекрасный бедный комедиант, но одна ошибка испортила всю его игру. Я надеюсь, это научит его подбирать для своего репертуара такие шутки, над которыми мы все смогли бы посмеяться от души. Но вы должны помнить, что сегодня вечером он вышел на сцену с намерением потешаться над вашей верой в Господа!
— Я думаю, что Господь и ваша вера могли бы сами следить за собой. Вы же почти, черт возьми, подчинили себе пивную, да так, что люди, не поддерживающие вас, были слишком смущены всем происходившим, чтобы позволить себе искренне засмеяться.
— Нет, нет, — вежливо ответил Мел, словно пришел с визитом к тяжело больному. — Люди уже с нами, как вы успели убедиться сами. Они осознали, что им нужен Господь, а не его враги.
— Такие как мы, вы хотите сказать? — заворчал Грейг.
— Папа, не надо, не принимай это близко к сердцу, — почти умоляющим тоном воскликнула Гизел. — Никогда не говори так, если у тебя есть время на размышление…
В какой-то момент Грейгу захотелось взять жену за руку и сказать, чтобы она не беспокоилась за него, особенно когда он старается не волноваться за нее. Мел и Урсула начали бормотать какой-то гимн, и Эддингсы присоединились к ним. Они еще пели, когда наконец дошли до коттеджа, находящегося около дороги, ведущей в сторону пустошей.
Грейг плюхнулся в кресло в гостиной. Над креслом висела штампованная миниатюра, изображавшая Христа с вытянутыми вперед руками. Особенно мастерски были изображены пятна крови на каждой ладони Христа. Явно чувствовалось, что не хватает картин другого содержания, что раздражало и оскорбляло Грейга. Однако он все же надеялся, что эту мазню купил Бенедикт, а не Гизел.
Мел и Урсула расположилась в креслах в углу, и Мел словно прочитал мысли на лице Грейга, когда тот отвернулся от картины:
— Вас это вообще не вдохновляет? — спросил Мел.
— Бросьте меня вниз, если я не знаю, как вы к этому относитесь!
— Христос не допускает нейтралитета. Каждый, кто не с Ним, тот против Него, — Мел вытянул вперед руки, словно желал предложить Грейгу нечто большое, но невесомое. — Можете ли вы в действительности разобраться в самом себе, в своем сердце и сказать, что в том месте, где должна быть Вера, нет пустоты?
— Пустота меня вполне устраивает.
Мел повернулся к Вере:
— Гизел сказала мне, что вы больше склонны к вере. Мы, верующие, обязаны указать остальным верный путь к достижению веры…
— Я верю в пари Паскаля…
— Извините?
— Это философ, который утверждал, что поскольку существование Бога не может быть доказано, стоит заключить пари на это, поскольку, если его не существует в природе, то вы ничего не потеряете, а если он существует, то вы выиграете, другими словами, вы выигрываете в любом случае…
— Это обман, маскирующийся под истинную веру. Единственный путь поверить в Господа — это разрешить Ему управлять вашей жизнью.
— Я думаю, мы немножко староваты для всего этого, — возразил Грейг. — Мы не чувствуем необходимости в постоянных указаниях с чьей-либо стороны, что и как нам надо делать.
Бенедикт взял поднос, на котором стояли чашечки кофе:
— Некоторые, должно быть, подумают, что это именно то, что ты хочешь сделать для нас…
— Что ты хочешь этим сказать, Бенедикт, «некоторые люди»? — неожиданно Грейгу захотелось пойти на неизбежную конфронтацию в разговоре с зятем. — Если ты хочешь что-то сказать, давай валяй! Ты думаешь, что являешься жертвой чего-то?
Бенедикт аккуратно поставил поднос за кучу книг:
— Извини меня. Спасибо, — сказал он и стал разносить чашки по кругу, потом посмотрел на Грейга. — Хорошо, я думаю, что тебе надо смириться с мыслью о том, что Гизел уже взрослая. И я думаю, что тебе бы хотелось поучить меня, как мне надо управлять моим бизнесом.
— Если Вера и я одолжим тебе денег, которые ты сам попросил у меня, мы должны сделать это.
— Я полагаю, что справедливо разрешить вам давать советы, во всяком случае.
— Я сказал, если, если… Бенедикт. Если мы захотим одолжить тебе деньги.
Гизел попыталась удерживать свою чашку обеими руками, но, поморщась от жара, поставила ее на камин.
— А ты не собираешься? — спросила она, слегка повысив голос.
— Мы же не знаем, сколько мы должны будем оставить у себя на всякий случай, — сказала Вера. — Мы не знаем, где мы будем добывать средства к существованию. Но не в Мунвэле, это уж точно, если все будет продолжаться в том же духе, как и теперь.
— Что значит «в том же духе»? Что это за дух? — стал настаивать Бенедикт. — Все, чего хочет Гудвин, это создать в мире крохотный участок, клочок суши, свободный от преступлений, пороков и коррупции. Он может сделать это здесь, потому что наш город слишком удален от остальных населенных пунктов и отгорожен от внешнего влияния. Теперь-то даже вы не посмеете сказать, что этого не стоит делать…
— Даже кто? — Грейг почувствовал, что его грудную клетку стало буквально распирать от нарастающего гнева. — Даже такие порочные как мы, хотел ты сказать? Возможно, сейчас ты понял, почему нам будет неуютно в этом городе.
— О, папочка, ты же знаешь, что вы оба желанны в этом доме, — взмолилась Гизел, но Бенедикт прервал ее:
— Ты никогда не говорил, что тебе не нравились мои методы ведения дел.
