– Все это классно, но жильцы-то съедут завтра… – Маша замолчала, задумалась, а потом махнула рукой, – один день у меня поживешь; но за это с тебя дополнительно – обед; ну, и деньги, естественно, вперед, а то документов у тебя нет – смоешься еще. Согласна?
– Согласна.
– Ну и зашибись, – Маша сразу успокоилась, легко и просто разрешив, казалось бы, неразрешимую проблему, и мысль ее понеслась дальше, – слушай, инопланетянка, давай тебе имя, что ли, придумаем – как-то я ж должна тебя называть. Хочешь быть Миленой?
– Ну, ты чего? – возмутилась Аня, – чего она, с панели?
Олеся была в восторге; как ей все это нравилось!
– А что такое панель? – спросила она, продолжая игру.
– Если не знаешь, то и не знай, – отрезала Аня, – как бы тебя назвать?..
Нельзя сказать, что Олеся очень любила свое имя, но плохо представляла себя с другим – к нему ж надо будет привыкнуть, поэтому поспешно предложила:
– А давайте, меня будут звать Олеся, – и обе девушки прыснули от смеха.
– Думаешь, это лучше Милены?
– А мне нравится, – Олеся пожала плечами, хотя внутри возникла обида, то ли на мать, назвавшую ее как проститутку, то ли на девушек, приписавших ей то, что она могла представить лишь в самых кошмарных снах, – звучит красиво, – пояснила она, – О-ле-ся…
– Ну, пусть так, если хочешь, – Маша встала, – идем, пожрать купим, а то у меня в холодильнике мышь повесилась; я сегодня планировала провиантом заняться, но, блин, оказалось, что идти-то не с чем.
– Ладно, я тоже побегу. Вечером созвонимся, – Аня направилась к арке, соединявшей двор с улицей; Олеся молча смотрела ей вслед – в голове все перепуталось, и она никак не могла решить, хорошо или плохо то, что происходит…
– Пошли, что ли? – Маша тронула ее за плечо, и Олеся послушно встала, – похаваем и лично я посплю – как-то мне после вчерашнего… – она принялась рассказывать, кто такой Крылов, почему Анька не хочет встречаться с Ильичом, еще о каких-то людях, завязанных в клубок этих отношений. Олеся сначала слушала внимательно, а потом ей в голову пришла странная мысль: …Зачем? Все равно никого из них я не знаю и не узнаю никогда… и она стала думать, правильно ли решила потратить целых две тысячи.
У входа в магазин Маша оборвала «поток сознания».
– А ты чего любишь? – спросила она без всякого перехода.
– Не знаю, – на этот раз ответ был абсолютно искренним и правдивым.
Конечно, Олеся знала, какие жвачки вкусные, а какие полный отстой; знала, что, например, чипсы «Lays» намного лучше «Русской картошки», но ведь существовали еще «Pringls» почти по сто пятьдесят рублей за высокую круглую банку с усатым дядькой – какие, вот, они? Может, она б полюбила именно их, если б попробовала хоть раз! Но Маша поняла ответ по-своему.
– Ну да, я ж забыла, что ты ничего не помнишь. Короче, будешь есть то же, что и я.
…Блин, а вдруг она жрет одну икру? – Олесе очень не хотелось менять пятитысячные купюры, но тогда б игра сразу закончилась, а она пока получалась такой классной, так завораживающе похожей на сказку про Золушку!..
Все оказалось совсем не страшно – Маша не пошла в отдел с деликатесами, где продавщицы, мирно беседовали в уголку, отчаявшись дождаться хоть одного покупателя; не пошла, и в «Рыбу», и в «Колбасы», а двигаясь вдоль полок, занимавших центр зала, небрежно бросала в корзину упаковки быстрорастворимой лапши, самые обычные чипсы, коробку шоколадных шариков для «полезного завтрака». В общем, Олеся была приятно удивлена совпадением их вкусов, да и стоило все это так, что вполне хватило сдачи с проданного телефона.
– Знаешь, отец говорит, что хоть раз в день надо есть горячее – ну, типа, суп, – начала Маша, когда они вышли из магазина, – но мы ж лапшу кипятком заливаем, то есть это тоже горячее, но гораздо вкуснее борща, логично?
– Я не знаю…
– Скучно с тобой, – Маша вздохнула, – жаль, отца сейчас нет – он бы придумал, что с тобой делать.
– А что со мной делать? – испугалась Олеся.
– Блин! Ты, оказывается, еще кое-какие слова знаешь! – шутка получилась немного обидной, и Маша поспешила тут же замять ее, – отец у меня, типа, это… «врач без границ»; где чего по миру происходит – голод, там, или эпидемия, их туда бросают от международного фонда; сейчас он, к примеру, в Африке.
Незаметно они вернулись к дому, и Маша, набрав код, зашла в подъезд.
– Он полмира объехал. Прикольная работенка, да? Я ж почему тоже пошла на «медицину катастроф», – Маша вызвала лифт, и они поехали вверх.
Остановилась кабина на седьмом этаже; выйдя первой, Маша открыла дверь.
– Входи. Башмаки снимай, а то, жуть, не люблю убираться.
Олеся никогда не бывала в квартирах, где не пахло б, ни пережаренным луком, ни мокрым бельем, ни грязными носками – она могла перечислить сотню знакомых запахов, а здесь не пахло ничем, и это вносило ощущение благородства, что ли. Разувшись, она принялась оглядывать длинный коридор, увешанный фотографиями, на которых был изображен один и тот же человек – иногда он сидел, иногда стоял, иногда смеялся, иногда курил; иногда его обнимала женщина, гораздо моложе него, и Олеся ткнула в нее пальцем.
– Это твоя мать?
– Это Ритка, – Маша засмеялась, – отец, знаешь, «ходок» еще тот – развелся с двумя женами, а потом встретил Ритку. Она тоже врач, так он ее в ту же контору устроил, и теперь они вместе живут, вместе ездят. Мы с ней, как подружки…
– А мать?
– Ой, мать, – Маша махнула рукой, – она уж сто лет назад тоже замуж вышла и живет… я точно и не помню – то ли в Праге, то ли в Будапеште. Это была его первая жена. Ладно, пошли, а то лично у меня уже кишки к позвоночнику прилипают.
Не дав Олесе до конца ознакомиться с «вернисажем», хозяйка провела ее в мрачноватую кухню, выполненную в насыщенных коричневых тонах; включила чайник и достав тарелки, открыла пакетики с лапшой.
– Я чего про отца-то заговорила, – вспомнила она, – у него в медицине куча связей, так вот, он рассказывал, что сейчас научились управлять сознанием – могут сделать так, чтоб человек забыл все ненужное, а могут, наоборот, заставить все вспомнить. Они используют эти методики, когда проводят реабилитацию после катастроф. Он бы мог отвезти тебя к своим специалистам, чтоб память тебе подправили… слушай, – чайник щелкнул, и Маша налила в тарелки кипяток, от чего лапша стала быстро разбухать и кухню наполнил знакомый аромат специй, – а ты совсем-совсем ничего не помнишь?
Отрицательный ответ вряд ли б способствовал развитию отношений, и хотя Олеся подумала, что на девяносто девять процентов подругами они не станут, покидать мир, в который она так неожиданно попала, уже не хотелось.
– Кое-что я, конечно, помню, – сказала она задумчиво, – но как-то так…
