— Пока нет. Хотя, если все это будет продолжаться, скоро я поверю во все, что угодно. Даже в Бугеймена.[5] А в чем дело? — Дональд в упор смотрел на старика.
Коронер, похоже, не слышал вопроса. Он лишь задумчиво качал головой, как китайский болванчик. Вверх-вниз, вверх-вниз.
— Да, да… — непонятно с чем согласился он и встал.
Совершенно не обращая внимания на недоумевающий взгляд лейтенанта, сгорбившись и сильно шаркая подошвами по линолиуму, Крайсвел пошел к двери. На пороге он остановился и, повернувшись к удивленному полицейскому, добавил:
— Не ждите заключения, Дональд, — старик впервые назвал его по имени, чем удивил еще больше. — Вы не найдете там ничего нового. Ищите убийцу. Это очень, очень странный человек, — он вздохнул и добавил. — Да. Очень странный. Если не сказать больше. Но Вы сможете найти это там, в моих записях. И, лейтенант, поговорите с дочерью. Она что-то знает обо всем этом.
— А вам откуда это известно? — быстро спросил Дональд.
Тревога вернулась. Она снова улеглась в груди огромным, грязным, косматым псом, и принялась вылизывать сердце.
— Она звонила мне. Вчера вечером. Поверьте, лейтенант. Ваша дочь знает больше, чем кто бы то ни был. Желаю удачи.
Старик вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Звонила? Знает больше, чем?.. Какого черта?!
А кто прибежал сюда ночью и поднял тревогу, Дон? Папа Римский?
Но я не хочу, чтобы Нэнси была замешана в этом!
Это дерьмо, парень! Самое настоящее дерьмо! И ты в нем по уши! Хочешь или не хочешь, а по уши! Перестань себя обманывать! Ты с самого начала ни хрена не понимал, а сейчас тем более! Так что, пользуйся тем, что есть, и сопи в две дырки! Черт! Его собственная дочь знает обо всем этом больше, чем он!
Дональд ощутил, как волна раздражения, с которым ему почти удалось справиться вчера, снова налилась силой, став огромной и мощной, как цунами.
Дьявол!
Ему очень захотелось сделать кому-нибудь больно.
Дверь приоткрылась, и в кабинет протиснулся Гарсиа. Он так и не отошел после вчерашней ночи.
— Звонили из округа по поводу отпечатков.
— И что? — тяжелый взгляд лейтенанта остановился на сержанте.
— Они говорят: НИЧЕГО! Совсем ничего. Абсолютно.
— А какого черта они здесь возились тогда полночи? — задыхаясь от ярости процедил Дональд. — Какого хрена эти засранцы здесь лазили, мать их так, а? Здесь что, гребаный Диснейленд что ли, мать его?
Вокруг головы сомкнулся раскаленный обруч боли. Боль пульсировала в висках, в затылке и на самом дне глазных яблок. Мозг пронзили тонкие острые спицы, а перед глазами запрыгали кровавые пятна.
«Успокойся!» — заорал Дональд беззвучно. — «Заткнись! Ты сходишь с ума! Заткнись!»
Он потер пальцами глаза и шумно выдохнул, словно выпуская пар из гигантского котла, находящегося в груди.
— Спасибо, сержант, — глухо произнес он.
— Не за что. — Гарсиа направился было к двери, но вопрос остановил его.
— Гарсиа, что ты видел?
— В каком смысле?
Они оба знали, о чем идет речь.
— В прямом. Что ты видел, когда вошел в камеру?
— Ну… тело. Этого парня в петле и больше ничего…
— Ну, а убийцу? Успел ты разглядеть убийцу?
— Нет, лейтенант. В камере больше никого не было. Это точно. Если бы этот ублюдок находился внутри, я бы обязательно успел его заметить. Но его не было, — сержант замолчал, а затем быстро повторил. — Не было.
Дональд покачал головой.
Ты становишься похожим на старика, Дон.
— Как ты думаешь, каким образом он умудрился попасть туда, и — самое главное — как ему удалось выбраться?
Гарсиа растерянно хлопал глазами.
— Я НЕ ЗНАЮ. За десять секунд до того, как вошла Ваша дочь, я смотрел на монитор. Все было в порядке. В камере никого не было. А потом вдруг… НИКТО НЕ СМОГ БЫ ЭТОГО СДЕЛАТЬ, ЛЕЙТЕНАНТ, НИКТО.
Дональд вздохнул. Он и сам знал это. Никто. Но кто-то все-таки сделал. Старик был прав. Это очень странный парень. И все же Дональд найдет его. Сдохнет, но найдет. Иначе просто сойдет с ума. Спятит. Съедет. Называй, как угодно, смысл один. Этот говнюк очень хитрый. Но Дональд все равно отыщет его. И убьет. Да. Убьет. Сам. Лично.
Заметив, что лейтенант погрузился в размышления, Гарсиа тихо вышел.
Но сначала надо понять, каким образом этот ублюдок попадает в запертые комнаты и убивает, не оставляя следов. Кажется, коронер говорил о его дочери…
Дональд открыл глаза и потянулся к телефону, но передумал. Взяв со стола записки Крайсвела, он открыл первую страницу и углубился в чтение.
* * *
Мардж была напугана. Ее сильно волновало то, что Нэнси перестала спать, но это можно было как-то объяснить. Стресс, нервный срыв. В конце концов, пережить убийство совсем не то, что съесть пакетик леденцов. Конечно девочка еще находится под впечатлением этой ужасной истории. Напугало Мардж другое — вопрос, заданный дочерью сегодня утром. Она как раз пила кофе в кухне, когда Нэнси подошла к ней. Тихо, неслышно. Голос за спиной прозвучал так неожиданно, что она чуть не выпустила из рук чашку.
— О, Господи, Нэнси! Ты меня испугала, — сказала женщина, глядя на дочь.
Бледная, под глазами синяки, на лице странное диковатое выражение. С ней явно что-то происходит.
— Ты все-таки не спала сегодня? — тревожно спросила Мардж, ставя чашку с напитком на стол.
— Это не имеет значения, мама, — твердо ответила Нэнси и спросила. — Скажи, ты когда-нибудь знала в нашем городе мальчика пяти-шести лет. Он чуть шепелявит, когда говорит букву «с» и постоянно бегает с мячом.
Шепелявит? Откуда Нэнси знает об этом?
Мардж почувствовала, как сильно забилось сердце.
Гулко и быстро, словно маленький мотор. Ей даже показалось, что воздух в кухне наполнился запахом гари и сладковатым привкусом сожженного человеческого мяса.
Кошмар возвращался. Через годы, через время. Он снова возник в комнате. Страх, сжимавший ее сердце в течение двух лет.
По лицу матери Нэнси поняла: она знает!
— Кто он, мама? — звонко, дрожащим от непонятного возбуждения голосом спросила девушка.
— Я… не знаю! — ответила женщина, испуганно тряся головой. — Не знаю! Не…
Она не может знать ЭТОГО. Не может. Я не позволю ей узнать ЭТО.
— Знаешь, мама, — жестко оборвала ее дочь. — Кто он? Это очень важно! Скажи мне, КТО ОН? Как его звали? Где он жил? Что с ним случилось? Скажи мне, мама!
Невыносимый груз навалился на женщину. Тяжесть, от которой, она надеялась, ей удалось избавиться навсегда. Раз и навсегда.
