Мягкий звук передвижения привлекает мое внимание, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть ковыляющую ко мне фигуру, шатающуюся и покачивающуюся. Шок на мгновение затмил мой разум и отвлек от пучащего живота. Это мужчина, он воняет мочой и не знающий меры пьяница. На нем грязная одежда, старый рваный плащ и брюки с дырками на коленях. Прежде, чем я ухожу, на его лице проносится выражение страха. Его голова крутится вокруг своей оси, точно крышка от бутылки. Я слышу длинный хруст его спинного мозга, а затем он падает на землю у моих ног. Я удивляюсь, когда же я проснусь-то на самом деле. Тогда, не понятно как, я слышу голос своего отца.
— Не бойся темноты, Кас. И не слушай, когда она говорит, будто в ней всегда можно распознать свет. Это не так.
Спасибо, пап. Это лишь одна из многих стремных жемчужин мудрости, которую ты должен был передать. Но он был прав. Ну, по крайней мере, о последней части уж точно. Мой пульс бешено колотится, и я чувствую, как вздувается яремная вена на шее. Затем я слышу голос Анны.
— Видишь, что я наделала? — спрашивает она, но перед тем, как ответить, она показывает мне трупов больше, чем я могу подсчитать, разбросанных по полу, как мусор, и сваленных в кучу до потолка, их руки и ноги сплетены в нелепую косу. Вонь здесь стоит ужасная. Уголком глаза я замечаю движение, но, когда присматриваюсь внимательнее, вижу, что на полу жуки пожирают плоть, въедаясь под кожу и создавая небольшие ямки-трещины. На теле нет живого места. Глаза лениво закатываются и откидываются их головы, покрытые слизью, будто бы они пытаются увидеть, что с ними происходит, но уже нет сил что-либо сделать.
— Анна, — мягко проговариваю я.
— Это не самое худшее, — шипит она. Она, должно быть, шутит. Она сотворила с некоторыми из трупов ужасные вещи. У них отсутствуют конечности или же все зубы. Они покрыты засохшей кровью, вероятно, резанные сто раз подряд. Многие из них слишком молодые. Лица, выглядящие как мое или даже чуть младше, с оторванными щеками и покрывшимися плесенью зубами. Когда я поворачиваюсь и вижу, что глаза Майка уже открыты, понимаю, что должен выбираться отсюда. Будь проклята охота-на-призраков, к черту наследие своей семьи, но я больше не останусь и минуты в комнате, полной человеческих органов.
У меня нет клаустрофобии, но прямо сейчас мне кажется, что я разговариваю сам с собой слишком громко. Затем я вижу то, на что у меня не было раньше времени. Там есть лестница, ведущая к основному уровню. Не знаю, как Анна направила меня прямо в подвал, и теперь меня это точно перестало волновать. Я просто хочу вернуться назад к фойе. И, как только я оказываюсь там, хочу забыть, что находится у меня под ногами.
Я иду к лестнице, и вот, когда на ней появляется вода, хлещущая отовсюду и поднимающаяся с колоссальной скоростью, в стенах появляются трещины, и тогда она просачивается прямо сквозь пол. Здесь теперь грязно, много слизи и жидкости, и в считанные секунды кто-то обхватывает мою талию. Я начинаю паниковать, когда мимо меня проплывает труп со сломанной шеей. Я не хочу плавать здесь с ними. Не хочу даже представлять, что находится здесь под водой, и мысленно обзываю себя последним идиотом, пока трупы из нижней части стека внезапно открывают челюсти и начинают карабкаться по полу, торопясь ухватиться за мои ноги, словно крокодилы. Я толкаю какого-то бомжа, который от удара подпрыгивает, словно гнилое яблоко, и удивляюсь, когда слышу свой собственный слабый стон. Я собираюсь заткнуться.
Я направляюсь к лестнице, точно летящий призрак, и моя попытка с треском рушится.
— Анна, остановись! — я кашляю, пытаясь выблевать зеленую воду изо рта. Не думаю, что мне удастся это. Одежда на мне кажется тяжелой, словно в кошмарном сне, и я ползу вверх по ступенькам в замедленном движении. Наконец, я нащупываю сухой пол и перетягиваю себя на землю. Облегчение длится всего лишь полсекунды. Затем я пронзительно кричу, словно курица, и бросаюсь прочь из подвала, ожидая, что опять вот-вот нахлынет вода или чей-то труп потащит меня обратно вниз. Но подвал сухой. Здесь еле светит серый свет, но я вижу ступеньки в нескольких футах от себя. Они тоже сухие. Здесь ничего нет. Он выглядит, как и любой другой подвал, в котором хранят консервы. Чтобы почувствовать себя еще глупее, я обнаруживаю, что одежда на мне тоже сухая.
Чертова Анна. Я ненавижу галлюцинации, пространственно-временные манипуляции, да что угодно. Никогда не привыкну к такому.
Я встаю и очищаю рубашку, хотя на ней ничего такого нет, и осматриваюсь по сторонам. Я, должно быть, на кухне. Здесь находится пыльная черная плита и стол с тремя стульями. Я бы очень хотел присесть на один из них, но шкафы стали открываться и закрываться сами по себе, ящики — выдвигаться, а стены — кровоточить. Двери громко хлопают и бьется посуда. Анна ведет себя как обычный полтергейст. Как досадно.
Странным образом я ощущаю чувство безопасности. Ведь полтергейста я могу одолеть. Пожимаю плечами, выхожу с кухни и попадаю в гостиную: вижу крупнокусковой пыльный диван, который кажется мне знакомым. Я опускаюсь на него в надежде, что выгляжу вполне прилично. И не важно, что руки у меня до сих пор трясутся.
— Убирайся! — кричит Анна прямо над моим плечом. Я смотрю за спинку дивана и замечаю свою богиню смерти, ее волосы скомканы в большое черное облако, а зубы скрежещут так сильно, будто бы сейчас с десен польется кровь. Мгновенный импульс достать свой атаме заставляет мое сердце биться еще быстрее. Но я просто глубоко вдыхаю. Анна не убила же меня раньше. И у меня такое предчувствие, что она не хочет убивать меня вообще. Иначе зачем бы ей тратить время на шоу, заполненное трупами, внизу? Я улыбаюсь ей самой дерзкой улыбкой.
— А что будет, если я не уйду? — спрашиваю я.
— Ты пришел убить меня, — рычит она, очевидно решив игнорировать мой вопрос. — Но ты не можешь.
— Тогда что тебя так злит? — темная кровь заполняет глаза и переходит на кожу. Она ужасна и возмутительна, она — убийца. И, подозреваю, что с ней я в полной безопасности.
— Я найду способ, Анна, — обещаю я. — Найду способ убить тебя и освободить.
— Не хочу, чтобы меня освобождали, — отвечает она. Ее форма сжимается, темнота рассеивается и передо мной стоит теперь Анна Корлов, очень похожая на фото девушки из газеты. — Но я заслуживаю наказания.
— Нет, — говорю я, не совсем соглашаясь. Потому что не думаю, что трупы внизу являются творением ее воображения. Я чувствую, что где-то Майка Адовера поглощают стены этого дома, даже если я не вижу этого. Она потирает руку около запястья, где проступают черные вены. Она качает головой, закрывает глаза, и они исчезают. Мне кажется, что я не просто смотрю на призрака. Я смотрю на то, что было сделано для того, чтобы им стать. Это разные вещи.
