– Ага – «Зачем нужны на свете дураки?»… Чаю попьем?
– За такое и водочки хлопнуть не грех!
– На работе?! Никогда!.. А суд уже был?
– Завтра будет. Но это не имеет значения. Отклонят иск за ничтожностью. Пять минут, и крандец.
– Ага, давайте Стаса туда пошлем. Пусть этот крандец документально зарегистрирует. Информацию ему дадите?
– Да я и сам схожу. Доверишь?
– Вам не по чину, Михал Юрич. Пусть молодняк бегает. Вы потом подправите, если надо будет.
Борода, пыхтя горячим чаем, еще посокрушался над современными нравами, и они разошлись по кабинетам.
– Андрюш, тебе тот дедуля обзвонился – который на медвежьи проказы жаловаться приходил. – Валя подняла на него жалостные глаза. – Ждут тебя очень.
– Ну, ты ему мою ситуацию объяснила? Что я был временно недоступен? Психологически?
– Да, он, конечно, очень сочувствует, но поскольку проблема не снята, даже обостряется, они всем селом очень хотят тебя видеть.
– Ладно, еще будут звонить – скажи, номер очередной сдадим, и я в конце недели приеду, наведу шороху.
Еще не дойдя до кабинета, Андрей придумал – а не взять ли с собой в поход того дядьку, который прикармливал мишек в заповеднике? Он вроде контактен…
Марго Богданова положила ему в папку «Текущий номер», кроме заметок про монастырь и приближающуюся Пасху, еще и сделанный по собственному дамскому разумению «спек»[1] – психологический очерк о теще, которая несколько лет откладывала грошики из пенсии, чтобы «заказать»… собственного зятя. Убивице было за семьдесят, зятю – сорок с лишним, единственный их общий потомок, внук и сын, учился в десятом классе. И тут, наконец, у дамы собралась требуемая сумма… При передаче ее киллеру пенсионерку повязали… Объяснила она свой порыв тем, что зять заел жизнь ее единственной дочери. Пожилой муж заказчицы пребывал в глубокой депрессии, робко предполагал, что «у Юлечки, должно, того… по возрасту… с головой плохо».
«Да что ж такое в мире деется?! – мысленно зарыдал Андрей. – Это что ж за люди-то? То дед столетний с ножом на жену идет, то бабуля киллера для отца единственного внука нанимает… Кто-нибудь кого-нибудь в этом мире искренне любит?!»
По сути, материал-то был неплохой, да и заметки с клироса были совсем не дурны. Непонятно, отчего девчонка не довела все до конца – будто нарочно нарывалась на скандал… Пасхальную тему надо было доработать немедленно, а материал про слетающих с катушек дедков и бабушек придется отложить до после Пасхи – как-то не вяжется такое с благостным пасхальным настроением. К тому же Андрей обнаружил комментарий психиатра, добытый Оксаной. Вместе с его собственным материалом образовался хороший разворот – «Весеннее обострение».
Андрей собрал всех психов в один файл и отправил Бороде с припиской: «Построите всех, Михал Юрич? Заранее благодарен. А.».
Зазвонил городской телефон.
– Андрюшик, а я щечек из кислой капусты наварила, – послышался голосок Анны.
– Да ладно, – будто бы не поверил он.
– Правда. Придешь? А мы покажем, как за мамин пальчик держаться научились.
«Вот такая у меня теперь жизнь», – подумал Андрей, проходя мимо Вали и показывая пальцем в потолок – «я к себе».
– Привет передавай – всем троим.
Эта новая жизнь, кажется, вошла в привычную колею. Анна, когда он приходил с работы, демонстрировала ему достижения близнецов, хотя каждый преуспевал в своем. Маняша быстро выучилась открывать глазки. Ванятка в основном наедал пузо, а когда однажды Андрей, щелкнув его по выпиравшей округлости, сказал: «Ну и разъелся же ты, братан!» – разразился таким обиженным ревом, что с кухни прибежала Анна, долго мальца утешала и не разговаривала с Андреем до следующего утра.
Со второй медвежьей охоты Андрей привез добычу – пару трехлитровых банок солнечно-желтого, засахарившегося меда. Его утешили, сказали, что засахариться может только настоящий, насквозь натуральный медок.
А обнаглевших медведей от пасеки и деревни удалось отвадить – специалист-медвовед Потапов продал терпящим от разбоев какое-то средство, кое требовалось по мере надобности разбрызгивать по периметру охраняемой от захватчиков территории.
– Это мое ноу-хау, – ответил Потапов на вопрос Андрея. – Состав – коммерческая тайна.
– Ну, Михал Михалыч, я параллельное производство налаживать однозначно не буду, – усмехнулся Андрей, радуясь, что они выехали на асфальт и машину перестало мотать по метровой глубины колеям сельской грунтовки. – Вы мне просто про механизм воздействия расскажите. Это же вам бесплатная реклама.
– А, да… Так можно. Это имитация запаха крупного самца – как он сам метит свою территорию. Молодняк отпугивает надежно – не полезут, побоятся получить лапой по загривку.
В голосе Потапова слышались несвойственные ему нотки смущения.
– И какой процент надежности у этого самецкого «одеколона»?
– Ну, семьдесят-восемьдесят.
– А на кого падают оставшиеся проценты? – едва сдерживая ехидство, продолжал допытываться Андрей.
– Ох, и настырный ты парень, Андрюха! – покачал головой Потапов, прибавляя на асфальте скорости.
– Работа такая, Михал Михалыч! Так что там с процентами? Поконкретней!
– Самок течных он привлечь может, – неохотно, чуть хрипло сообщил Потапов.
– Ка-во-о?! – прыснул Андрей. – Больше конкретики, больше!
– Самок, медведиц то есть… Если в окрестностях есть самки без детенышей, которым приперло беременеть…
«Ох, слова-то какие! Весенняя песнь!»
– … то их эти метки могут привлечь. Но они в этот период для людей не опасные! Не агрессивные. Даже наоборот – аппетит теряют. Им бы только…
– Ага, все понял! Улет!.. А… на женщин этот медвежий дух никак не действует? Не проверяли?
– А тебе-то зачем? – довольно усмехнулся Потапов. – Ты ж говоришь, семья у тебя хорошая, близняшки народились.
– Ну, это на будущее… Мало ли… Может, из близких кому-то помочь придется.
– А ты их мне подгоняй – отолью канистру-другую! Только чур – ответственность на тебе!
– Ладно, лишь бы помогло!
Так, балаболя на грани благопристойности, они добрались до медвежьего заповедника. Андрей пересел в свою машину и укатил домой, где не был три дня.
Прошла Пасха, настоящая. Как по сценарию, всю субботу лил дождь, а к утру развиднелось. Анна повздыхала, что не может пойти ко всенощной, но куда деться от детишек?
Разворот «Весеннее обострение» про обуявшую подмосковных ветеранов темную душевную смуту вызвал бурю эмоций. Читатели, будто в эпоху развитого социализма, письменно благодарили «дорогую редакцию» за своевременно поднятую проблему и охотно рассказывали о соседях и родственниках, по которым навзрыд плакал местный психдиспансер. Правда, на судьбы самих героев публикаций это никак не повлияло. И ревнивец, неверная супруга которого уже вышла из больницы и, надо полагать, в отсутствие неусыпного мужнина надзора с утроенной энергией принялась за разврат, и старушка, заказавшая зятька, сидели в СИЗО в ожидании решения собственной участи. Обоих, кстати, признали вменяемыми, но суда, скорого и справедливого, все не было.
