— Я не собираюсь сидеть тут сложа руки! — перебил его Билли. — Может, он способен все отменить, Хопли! Тебе такое в голову не приходило?!
— Я все читал о моих прыщах, — сказал Хопли. — Кажется, с той поры, когда у меня первый угорь в школе появился над бровью. Они меня атаковали, а я читал всю литературу, как с ними бороться. Я вообще люблю читать. Читал про всякое колдовство, и скажу тебе, Халлек, существуют сотни книг на тему, как наложить проклятья, но очень мало о том, как их снять.
— Ну ладно! Возможно, он не может. Пусть даже точно не может. Но я все равно должен с ним встретиться, черт его побери! Посмотрю ему в глаза и скажу: «Ты еще не всем отрезал долю от твоего пирога, старик. Отрежь-ка и для моей супружницы, и для твоей, между прочим! И раз уж толкуем об этом, для себя, старик, тоже возьми долю. Ты сам-то где был, когда она вылезла на мостовую, не глядя по сторонам? Почему не взял ее под руку? Почему не провел к пешеходному переходу на перекрестке? Почему?..
— Хватит, — перебил его Хопли. — Если бы я был на суде, ты бы меня убедил, Халлек. Но ты забыл самый главный фактор, который действует в данной ситуации.
— Какой фактор? — недовольно спросил Билли.
— Человеческая натура. Мы можем быть жертвами сверхъестественного явления, но дело приходится иметь с человеческой натурой. Как офицер полиции — извини, бывший офицер — я давно убедился в том, что нет абсолютно правых и абсолютно неправых. Существует серый туманный переход от одного к другому, где-то темнее, где-то светлее. Ты ведь не думаешь, что ее муж купится на это дерьмо?
— Не знаю.
— А я знаю, — сказал Хопли. — Я знаю, Халлек. Я этого типа вижу насквозь настолько хорошо, что можно подумать, он мне передает все мысленно. Всю свою жизнь он скитался, его прогоняли «хорошие парни» как только получали с него всю марихуану, весь гашиш, проигрывали ему последние деньги на «колесе фортуны». Всю свою жизнь он слышал от «хороших людей», что он грязный цыган. «Хорошие люди» имеют корни, а он — нет. Этот мужик наблюдал, как в тридцатых-сороковых годах ради шутки сжигались их шатры и кибитки. В них, возможно, сгорали детишки и немощные старики. Он видел, как на их дочерей нападали, насиловали их, потому что «хорошие люди» считают, что цыганки трахаются, как кролики, и лишний раз для них без разницы. Видел он и как их сыновей забивали до полусмерти. За что? Да за то, что папаши этих «хороших ребят» проиграли свои деньги на цыганских аттракционах. И всегда одно и то же: приходишь в город, «хорошие люди» получают то, чего хотят, и потом выгоняют тебя вон из города. Иногда позволят задержаться на неделю на ближайшей ферме, иногда месяц потерпят табор в поле возле шоссейной дороги. А потом, Халлек, непременно прозвучит удар хлыста. Какой-то преуспевающий юрист с тройным подбородком, с бульдожьей мордой, сбивает твою жену на улице. Ей семьдесят или семьдесят пять лет, она наполовину слепая, может, торопилась в табор, потому что приспичило по нужде. Старые кости легко ломаются, прямо как стекло. И вот ты ошиваешься вокруг, надеясь, что хоть на сей-то раз правосудие сработает. Один-единственный раз за всю жизнь.
— Ладно, хватит, — перебил его Билли. — Не надо больше. — Он рассеяно коснулся пальцами щеки, полагая, что вспотел. Но влага на щеке оказалась не потом, а слезами.
— Да нет уж, — жестко сказал Хопли. — Ты этого всего заслуживаешь, и я намерен закончить. Не подумай, что я против того, что ты задумал. Нет, Халлек. Дэниел Уэбстер с самим Сатаной связался, так что тут все возможно. Просто я считаю, у тебя еще слишком много иллюзий. Этот мужик безумен, Халлек. Он разъярен. Возможно, у него уже настолько крыша поехала, что тебе впору искать его в дурдоме Бриджуотера. Он начал мстить, а когда мстишь, не замечаешь оттенков и нюансов. Когда твоя жена с детишками погибают в авиакатастрофе, тебе не хочется слушать, как там цепь А замкнулась на тумблере Б и как контроллер В не сработал в системе Д, а пилот Х выбрал неудачное время, чтобы пройти в сортир Ж. Тебе хочется только засудить эту авиакомпанию или пристрелить виновника аварии. Тебе нужен козел отпущения, Халлек. Хочется с кем-то расправиться. Вот с нами и расправляются, тем хуже для нас. Возможно, Халлек, я немного лучше тебя разбираюсь в подобных вещах.
Медленно, медленно его рука протянулась к тензорной лампе, повернула ее так, что свет упал на его лицо. Халлек услышал резкий шумный вдох и осознал, что именно он ахнул. Услышал слова Хопли:
— Как думаешь, на скольких гулянках я буду желанным гостем с такой рожей, вернее с ее утратой?
Кожа Хопли представляла собой страшное зрелище. Кошмарные красные прыщи размером с чайное блюдце выросли на его подбородке, шее, руках. Чирьи поменьше покрывали щеки и лоб, нос усыпан крупными угрями с черными головками. Желтоватый гной сочился между этими буграми всех размеров, кое-где вытекала струйками кровь. Жесткие черные волосы, какие бывают на бороде, росли беспорядочными пучками, и Халлек потрясенно подумал, что бриться Хопли было просто невозможно. Из этого жуткого ландшафта смотрели глаза Хопли. Смотрели на Халлека долго и не мигая, наблюдая на его лице ужас и отвращение. Наконец он кивнул, словно получив удовлетворение, и повернул лампу обратно.
— Боже мой, Хопли, прости… Мне так жаль…
— Не жалей, — сказал Хопли со зловещим спокойствием. — У тебя все проходит не так быстро, но конец будет тот же. Мой служебный пистолет в третьем ящике этого стола, и я воспользуюсь им, когда станет совсем невмоготу, независимо от того, как обстоят дела с моим счетом в банке. Бог не любит трусов, как говорит мой отец. Я хотел, чтобы ты меня увидел и понял. Знаю, как чувствует себя тот старый цыган. И я не стал бы произносить гладких юридических речей, Халлек. И не стал бы думать о каких-то резонах. Я бы его убил за то, что он со мной сотворил.
Кошмарная тень зашевелилась, заворочалась в кресле. Рука Хопли потянулась к щеке, и до Билли донесся отвратительный звук лопающегося нарыва. «Россингтон покрывается панцирем, Хопли сгнивает, а я истаиваю», — подумал он. «Милостивый Господи, пусть все это будет сном… пусть лучше я сойду с ума, но только не дай такому свершиться».
— Я буду убивать его медленно, — сказал Хопли. — О деталях говорить тебе не стану.
Билли попытался заговорить, но не смог произнести ни звука, в горле пересохло.
— Я понимаю, как ты пришел к своей идее, — сказал Хопли. — Но возлагаю очень мало надежды на успех твоей миссии. Почему бы тебе, Халлек, не обдумать его убийство? Почему бы тебе…
Но Халлек дошел до своего предела. Он выскочил из кабинета Хопли, ударившись бедром о его рабочий стол. Ему почудилось, что Хопли вот-вот ухватит его рукой, коснется его. Хопли не пошевелился.
