И все же она не решалась. Она недостойна!
— Я… я не знаю…
— Если не сегодня вечером, вы можете прийти к нам сюда в любое воскресенье днем после трех.
— Сюда?
— Мартин отдал в наше распоряжение для молитвенных собраний нижний этаж этого дома.
— Я постараюсь, — сказала Грейс, направляясь к холлу. Она должна уйти, остаться одна, хорошенько все обдумать. Ей нужно время. — Не сегодня. Возможно, в воскресенье, но не сегодня.
— Вы не можете оставаться в стороне, — услышала она за своей спиной голос Мартина. — Вы призваны. Нравится вам это или нет, вы теперь — одна из нас.
Брат Роберт подошел к окну и наблюдал, как низкорослая толстушка торопливо семенит по тротуару.
Стоявший рядом Мартин сказал:
— Она испугалась.
— Этого следовало ожидать, — ответил брат Роберт.
— А я не боюсь. Это битва Господня, и я готов умереть за Его дело!
Брат Роберт посмотрел на своего молодого друга. Мартин — верный помощник, он предан делу и горяч, иногда слишком горяч. Его воинственность порой несколько чрезмерна.
— Я пойду к себе и помолюсь, чтобы она не отвернулась от нас.
— Вы пообедаете позже?
Он покачал головой:
— Сегодня я пощусь.
— Тогда и я буду поститься.
— Как хотите.
Брат Роберт поднялся на второй этаж, где четыре голые стены с одним окном служили ему жилищем. В углу на полу лежала солома, покрытая одеялом, — его постель. Он поднял край своего облачения и встал коленями на неочищенный рис, который рассыпал по паркету, когда поселился здесь. Он смотрел через окно на холодное голубое небо и с тоской вспоминал свое аббатство в Эгюбелле, тамошнюю келью… Как ему хотелось бы туда вернуться! Ему недоставало молитвенных бдений по ночам, повседневных забот, простых совместных трудов, долгих медитаций, близости к Богу, тишины.
Не слабость плоти увела его оттуда, а скорее слабость духа. Благочиние, безбрачие, пост были ему не в тягость, а в радость. Нет, его снедала ненасытная страсть — жажда знаний. Он хотел знать, он жаждал ответов. Эта жажда приводила его в самые отдаленные, самые неизведанные уголки Земли, где он познал слишком много.
В конце концов она привела его сюда, к кучке католиков-пятидесятников, которые собирались в этом старинном особняке. По какой-то причине эти люди были избраны Святым Духом и оповещены, что Антихрист проник в наш мир, как тать в ночи. Все они — и Грейс Невинс тоже — были призваны, так же как был призван он сам. Он уже не мог возвратиться в свое аббатство. Он должен оставаться здесь с ними и ждать, когда Святой Дух поведет их на исполнение воли Божьей, поведет их к Армагеддону:
Он молился, чтобы у них хватило сил для предстоящих ужасных испытаний.
— О, я просто не дождусь! — вскричала Эмма.
Джим стоял в небольшой гостиной своих родителей и улыбался матери, по-детски радовавшейся перспективе осмотра особняка Хэнли.
— Да, там есть на что посмотреть, — ответил он.
И это была правда. Вчера они с Кэрол осмотрели это викторианское чудовище. Она всегда восхищалась викторианскими домами, и он всей душой радовался ее восторгу.
— Папа еще не пришел? — спросил Джим.
— Нет. — Она взглянула на часы. — Уже почти четыре. Возможно, его задержали на работе.
Джим рассеянно кивнул, и на мгновение в памяти ожили воспоминания о событиях вечера в понедельник. Они с Кэрол всем объясняли свои синяки тем, что поскользнулись на льду и вместе грохнулись оземь. Это оградило Джима от дальнейших расспросов окружающих, но не от вопросов, донимавших его самого.
Кто спас их два дня назад? И почему?
Он не мог избавиться от навязчивого впечатления, что именно Иона Стивенс так виртуозно орудовал дубиной или чем-то вроде того. Но ведь это абсурд! Откуда могло быть ему известно, где они находятся, не говоря уже о том, чтобы знать, что они в опасности? Как мог он так кстати там оказаться? Безумное предположение.
И все же…
— А чем вы с папой занимались в последнее время? — спросил он. — Бывали в городе?
Она посмотрела на него как-то странно.
— Конечно нет. Ты же знаешь, отец не любит никуда выходить.
— Что же, просто торчали дома?
— Почему ты спрашиваешь?
— Сам не знаю. Когда мы были в центре вечером, в прошлый понедельник, мне показалось, что я видел отца или кого-то чертовски похожего на него.
Теперь Джиму показалось, что она вся сжалась. Впрочем, возможно, это просто его домыслы.
— Что за глупость, Джим! Отец был со мной весь вечер. А что делал… тот человек?
— Просто проходил мимо, ма.
— А… В понедельник вечером мы сидели дома, смотрели по телевизору кино — «Уголовный розыск», и «Пэйтон плейс». — Она вздохнула. — Как почти всегда по понедельникам.
Казалось бы, вопрос исчерпан. И тут ему в голову пришла мысль.
— Скажи, дверь в гараж не заперта?
— Думаю, что нет, — ответила Эмма. — Зачем тебе?
— Могу ли я там взять на время… — Джим лихорадочно соображал, что именно он мог бы там взять, — рулетку? Я хочу замерить некоторые помещения в особняке.
— Конечно, можешь. Пойди посмотри. Я подожду в машине с Кэрол.
— Прекрасно!
Когда Эмма вышла из дому, Джим быстро направился через кухню к двери, которая открывалась прямо в гараж. Он стал искать на стене, где у Ионы были развешаны на крюках и гвоздях все его инструменты. Там висели молотки и топоры и даже резиновая колотушка, но все они были слишком малы по размеру. Их спаситель в понедельник вечером действовал более длинным и тяжелым орудием, причем одной рукой — тут требовалось нечто увесистое. Джим взял железную монтировку и взвесил ее на руке. Эта штука могла послужить орудием, но все-таки она не очень подходит.
Что ему взбрело в голову?
Его отец, Иона, не имеет никакого отношения к тому жуткому происшествию. Он, конечно, странный человек, холодный, отстраненный, замкнутый — разве Джим долгие годы безуспешно не пытался сблизиться с ним? — но он не маньяк-убийца.
На самом деле Иона больше чем замкнут, он, черт возьми, почти непознаваем. Возможно, ма имеет какое-то представление о том, что творится за этой непроницаемой гранитной оболочкой; он, Джим, — нет. И вовсе не уверен, что хочет это узнать, потому как чертовски вероятно, что открывшееся ему не понравится. Хотя Джиму никогда не доводилось быть свидетелем проявления жестокости со стороны Ионы, он чувствовал, что именно эта черта доминирует в характере его приемного отца. Это всплыло на поверхность однажды, когда Джим учился в старших классах в школе. Во время матча, отбирая мяч у центрального защитника противника, он сломал ему руку. Дома Джим со стыдом признался, как приятно ему было слышать хруст ломающейся кости, и тогда Иона, до той поры безразличный к футболу, стал с живым интересом слушать его и расспрашивать о подробностях.
