— Вы угадали, — сквозь решетку сообщил им Енох. — Немедленно нас освободите, или мы превратим ваших детей в страшилищ!
Вожак захохотал и сошел на землю. Тем временем остальные цыгане отошли подальше и начали располагаться лагерем, устанавливая шатры и разводя костры. Мы в полном отчаянии опустились на сено.
— Осторожно, — предостерег нас Гораций, — тут повсюду навоз!
— Да какая разница, Гораций? — махнула рукой Эмма. — Кому есть дело до того, чистая у тебя одежда или грязная?
— Мнеесть дело, — ответил Гораций.
Эмма закрыла лицо руками. Я сел рядом с ней, но как ни пытался подобрать слова, способные ее подбодрить, у меня ничего не вышло.
Бронвин приоткрыла полу пальто, чтобы позволить мисс Сапсан подышать свежим воздухом. Енох опустился на колени перед птицей и наклонил голову, как будто к чему-то прислушиваясь.
— Вы это слышите? — спросил он.
— Что? — не поняла Бронвин.
— Звук жизни, которая капля за каплей покидает мисс Сапсан! Эмма, ты должна была сжечь физиономии этих цыган, пока у тебя была такая возможность!
— Мы были окружены! — отозвалась Эмма. — Началась бы драка, и кто-то обязательно пострадал бы или даже погиб. Я не могла пойти на такой риск.
— Поэтому ты решила рискнуть жизнью мисс Сапсан! — заявил Енох.
— Оставь ее в покое, — вмешалась Бронвин. — Решать за всех очень трудно. Мы же не можем устраивать голосование всякий раз, когда необходимо делать выбор.
— В таком случае, может, вы позволите мнерешать за всех? — предложил Енох.
Хью фыркнул.
— Если бы за главного у нас был ты,то нас бы уже не было на свете.
— Послушайте, все это сейчас не имеет значения, — перебил их я. — Нам необходимо освободиться из этой клетки и добраться наконец до города. Сейчас мы намного ближе к нему, чем были бы, если б не прокатились на повозке. Так что незачем плакать по молоку, которое еще даже не пролилось. Нам всего лишь надо составить план побега.
Мы принялись размышлять, и у нас родилось множество идей, хотя привести в исполнение хоть одну из них не представлялось возможным.
— Может, Эмма сумеет прожечь этот пол? — предложила Бронвин. — Он деревянный.
Эмма расчистила от сена участок пола и постучала по доскам.
— Он слишком толстый, — с удрученным видом ответила она.
— Вин, ты можешь разогнуть эти прутья? — спросил я.
— Может, и смогу, — отозвалась она, — но только когда рядом не будет этих цыган. Иначе они увидят и тут же прибегут со своими ножами.
— Мы должны ускользнуть незаметно, а не с боем, — согласилась Эмма.
Тут откуда-то из-за прутьев донесся шепот:
— Вы совсем обо мне забыли?
— Миллард! — воскликнула Оливия, от возбуждения едва не вылетев из туфель. — Где ты был?
— Изучал обстановку. И ждал, пока уляжется волнение.
— Как думаешь, тебе удастся выкрасть ключ? — спросила Эмма и подергала запертую на замок дверь клетки. — Я видела, как вожак положил его себе в карман.
— Мелкие кражи, особенно из карманов, это моя специализация, — заверил нас Миллард.
* * *
Прошло несколько минут. Потом полчаса. Потом час. Хью мерял шагами клетку, и вокруг его головы возбужденно кружила пчела.
— Почему так долго? — ворчал он.
— Если он не вернется в ближайшее время, я начну швырять яйца, — заявил Енох.
— Если ты это сделаешь, мы все погибнем, — ответила Эмма. — Мы для них легкая мишень. Как только дым развеется, с нас заживо сдерут шкуру.
Поэтому мы продолжали сидеть и ждать, одновременно наблюдая за цыганами. Те, в свою очередь, наблюдали за нами. Каждая последующая минута казалась нам очередным гвоздем в крышку гроба мисс Сапсан. Я поймал себя на том, что не свожу с нее глаз, как будто, пристально наблюдая, я был способен заметить происходящие в ней изменения и увидеть, как медленно угасает в ее глазах огонек человеческой личности. Но она выглядела так же, как и всегда, разве что вела себя спокойнее, задремав в сене рядом с Бронвин. Перышки на ее груди ритмично вздымались и опадали в такт дыханию. Казалось, она не осознает опасности ситуации, в которой мы оказались, или нависшей над ее головой угрозы. Возможно, тот факт, что в такой момент она может спать, уже свидетельствует о происходящих в ней переменах, спрашивал я себя. Прежняя мисс Сапсан была бы вне себя от беспокойства.
Затем мысли снова вернулись к моим родителям, как всегда, когда я хоть немного ослаблял над ними контроль. Я пытался представить их себе такими, какими видел в последний раз. Передо мной всплывали отдельные черты: короткая щетина, которую отец отрастил за несколько дней пребывания на острове; обручальное кольцо на маминой руке, которое она безотчетно крутила, когда отец принимался пространно рассуждать о чем-либо, что ее не интересовало; цепкий взгляд отца, которым он беспрестанно обшаривал горизонт в поисках гнездовий.
Сейчас его глаза наверняка искали меня.
Сгущались сумерки, и лагерь начинал оживать. Цыгане переговаривались и смеялись. Затем компания детишек взяла старенькие рожки и скрипки и начала наигрывать какую-то мелодию, а взрослые пустились в пляс. В перерыве между плясками один из музыкантов, невысокий чернявый мальчонка, подкрался к нашей клетке с бутылкой в руках.
— Это для больного, — прошептал он, тревожно озираясь по сторонам.
— Для кого? — переспросил я, и он кивнул в сторону Хью, который, как по команде, скорчился в спазмах кашля.
Мальчик сунул бутылку сквозь прутья. Я открутил крышку и осторожно понюхал содержимое. Мне в нос, едва не свалив меня с ног, ударил запах чего-то похожего на смесь скипидара и компоста.
— Чтоэто? — спросил я.
— Это действует, больше я ничего не знаю. — Он снова оглянулся. — Ну вот, я что-то для вас сделал. Теперь за вами долг. Так что скажите мне, какое преступление вы совершили? Вы, наверное, воры? — Понизив голос, он добавил: — Может, вы кого-то убили?
— О чем он говорит? — не выдержала Бронвин.
Никого мы не убивали, — едва не вырвалось у меня. Но тут перед моими глазами возникло воспоминание: тело Голана, медленно падающее на острые скалы. И я промолчал.
Однако Эмма произнесла это вместо меня:
— Никого мы не убивали!
— Но должны же вы были хоть что-тосделать, — возразил малец. — Иначе почему за вас объявили награду?
