– Танька! Танька! Так вот как все, оказывается! И как же тебе с нами… скучно! Бедная моя!
Тоска, поселившаяся в груди с того вечера на крыше Сашкиного дома, стала рассыпаться серым пеплом.
– Нет, не скучно… тесно… – Таня запнулась. Юлька «подтапливала» ее, как апрельское солнце заскорузлый сугроб. Повседневное, серое, унылое отчуждение таяло. Надо же, как без него хорошо! А она привыкла… А может, и нет, просто выбора не было. Не с кем было разделить…
Юля порывисто встала и обняла Таню, спрятав ее голову на своей мягкой груди. Таня обхватила обширную Юлькину талию, прижалась к ее животу, впитывая, запоминая…
– Возьмешь у меня людское?
– Возьму, куда денусь.
– Трудно быть сильной…
– Фигня, справлюсь. Хотя трудно, конечно.
Таня почувствовала, как на макушку опять капают крупные прохладные слезы.
– Не плачь, подруга, все не завтра. Хочешь, я научу тебя летать? Станешь легкой. Хочешь?
– Хочу.
Мазь пахла привычно: остро и терпко. Юля осторожно зачерпывала ее из баночки то средним, то указательным пальцем и аккуратно натирала свое обнаженное тело. Голая подруга почему-то казалась меньше, худее и как-то гармоничнее, что ли. Балахонистые одеяния, которые она постоянно носила, крали прелесть полного, но пропорционального тела. Юлька слишком верила в стандарты. «Интересно, как скоро она перестанет себя стесняться?» Таня настроилась и увидела другую Юлю, сильную, уверенную, спокойную. Для будущей Вишневской, сколько она весит, значения не имело. Может, поэтому она и была легкой.
Мазь делала свое дело. Таня увидела, как ослабевают мышцы женщины, взгляд теряет фокус…
– Давай я помогу тебе лечь.
– Давай. А я думала, что полечу, как Маргарита…
– Полетишь, полетишь, только приляг, я тебя одеялом накрою. Возвращаться будешь в руки. Вспоминай руки, поняла?
– Поняла, поняла… – Глаза Юли закрывались, тело обмякало и казалось бескостным…
Дыхание женщины стало легким, едва уловимым. Даже зеркало не затуманилось бы. Но она дышала. Ведьма села в уголок широкого дивана, в ноги, внимательно наблюдая за лицом «летящей». Да, первый полет…
…Горячий чай обжигал губы. Таня сидела на табуретке, тесно прижавшись к натопленной печке. Руки грелись о чашку, замерзшие ноги отпускало, покалывая. Баба Зина выдала ей старенькие разношенные валенки и теплые мохнатые носки. Когда наконец тело наполнилось теплом натопленной избы, Таня пересела к столу и набросилась на выставленное угощение. Пирожки с капустой, пирожки с яблоками, сладкие булочки. Просто пир! На памяти Татьяны, Зинаида Никифоровна пекла не часто, разве к приезду племянницы из Новгорода. Прожевав очередной пирожок, Таня поинтересовалась:
– А кто еще приедет-то? Галя?
– Зачем? – изумилась пожилая ведьма.
– Ну, пирожки…
– Я для тебя напекла.
– Вы знали, что я приеду? Или просто совпадение.
– Конечно, знала.
– Но они еще теплые! Значит, можно знать с точностью до часа?
– Можно.
– И я так смогу?
– Ты, деточка, и не так сможешь, силу наберешь, куда мне будет до тебя! Я простая, здешняя. А ты – их. Это совсем другое дело.
– Что значит «их»? Или опять скажете: потом, потом?
– Почему потом? Сейчас скажу. У нас, Танечка, в лесу где-то есть ведьмовская деревня. Еще бабки наши про нее знали. Что это за деревня, как там живут – не моего ума дело. Попасть туда можно, когда позовут, да и то не в людском обличье. Иначе никак.
– Что значит «не в людском»?
– Зверем или птицей. И путь туда не близкий и только из своего дома, когда он тебе чужим станет.
– Ну, тогда не скоро! А что значит «позовут»?
– Вот этого не знаю. Меня не звали. Врать не буду. Позовут – поймешь.
– А может, и не пойму.
– Может, всякое бывает. Только помнишь ту, в лесу, что на тебя похожа?
– Помню.
– Что она тебе сказала?
– «Ты – наша».
– А мне, Танюша, в твои годы такая же сказала совсем другое.
– И что, если не секрет?
– Не секрет. «Ведьма, да не та! Суетная». Да-да, так и сказала: «Суетная». За руку подержала и говорит: «Людского в тебе много, оттого и не наша. Нашу встретишь – учи!» Вот и пытаюсь. Ну что, будешь учиться?
– Не знаю. Вы, Зинаида Никифоровна, меня озадачили.
– Не знаешь – тогда ложись спать, завтра домой поедешь, а мазь твою я приберегу. Не испортится.
Зинаида Никифоровна встала и, взяв с подоконника приготовленную заранее крыночку с мазью, направилась в холодную половину дома, в сени – открывать подпол. Глубокий и удобный, он служил Зинаиде Никифоровне дополнительным холодильником наряду с гремучим «Саратовом». Таня опешила. Как это? Ехала, ехала, мерзла, мерзла – а тут на тебе! Чуть засомневалась, и все. Ну уж нет! Она зашаркала растоптанными валенками вслед за бабой Зиной.
– Нет! Не надо убирать! Не надо. Ну, пожалуйста. – Собственный голос показался Тане жалким, детским. И сама она показалась себе маленькой и глупой.
– Не надо, так не надо. На, бери свою мазь! И в избу, в избу! Не студись!
Зимнее небо подхватило ее и понесло прямо к холодно посверкивающим звездам. Внизу раскинулась деревенька, такая маленькая, с ниточками протоптанных дорожек… А прямо рядом – небо, и можно лететь куда душе угодно, мир лежал, как отрытая книга, и манил, манил… Границы исчезли. Достаточно только подумать, и вот… Мама загоняет спать ее строптивого сына, а тот пытается захватить последние кадры ужастика по телевизору. Вот Валера дремлет перед таким же мелькающим экраном. Курсантки жгут свечи и бормочут вычитанные из умных книжек заклинания, чтобы защитить себя от себя… Вадим что-то пишет в тетради, Таня заглянула: «План семинара…» Кривенко хлопочет на кухне, оладьи жарит… Вздрогнула, поежилась… Чуткая… Таню опять потянуло в сверкающее небо, там интереснее… А что если?.. Деревня ведьм?
Околица. На сверкающем снегу нет ни одного следа человеческой ноги… Волк, лиса, мелкие лапки, то ли хорек, то ли куница… А в самой деревне… Широкие дорожки, да даже не дорожки – улицы… Кто ж их метет-то? В избах свет мерцает… Дымок над крышами… А один дом стоит пустой… И нет никого, а вроде есть… Только звонкий голосок: «Смотри, наша прилетела!», и другой голос, пониже, но тоже молодой: «Так это ж Таня!» – «Ей вроде рано?» – «Так на разведку!» – и звонкий заливистый смех и потом: «Пора, пора, Таня!»
Чьи-то теплые руки мнут ее пальцы. Тревожное лицо бабы Зины…
– Залеталась ты, моя девочка, силы не рассчитала. Нельзя так много сразу.
– А я у них была!
– Понятно. И как, понравилось?
– Да.
Таня закрыла глаза. «А туда только зверем или птицей и когда свой дом чужим станет». Когда?
– Устала я, баба Зина. А спать не хочу. Сколько времени? До утра долго?
