— Ага, и наплодил бы себе там шустеров!
— Там они шустерами с самого начала были. Так что несчетаво.
— О чем они, а? — тихо спрашивает меня Демидов.
— Кино было такое, про мертвяков — зомби — отвечаю ему я.
— А чо — раньше уже разве такое уже было?
— Не, это фантастика…
— У негра-полицейского только ружье было. Пистолет он где-то пролюбил. И у охранников на четверых два револьвера приходилось — замечает Правило.
— Точно? — сомневается ботан — радист.
— Точно. У них такое бывает — не все оружны. Пара с пистолями сидит на всякий случай, если что серьезное заварится.
— Красавчик — охранник же потом с револьвером был.
— Ага. Си-Джей себе негриловскую "Беретту" забрал, а свой револьвер Красавчику отдал. У меня уже на автомате такое получается — замечать есть ли кобура у человека и пустая она или нет.
— Один черт — неправильно они действовали!
— Это точно.
— Ладно, это кино в конце — концов. Мне неясно — морф тот был, что секреты снимал, или нет?
— Он самый, похоже — отзывается Серега.
— Так что, он на пулемет, как на приманку ловил?
— Не, вылазки устраивал. А пулемет — это Семейский этот вытянул себе на беду. Глянул, что пули изнутри шли, из гаража — вот и залез морфу в столовку.
— Вроде не Семейский у него фамилия была?
— Нам-то не один фиг?
— Да в общем-то… На ужин тут надеяться нам не стоит?
— Не, не стоит. Да и черт с ним.
Нас зовут на погрузку.
***
Виктору оставалось только крепко чесать в затылке — потому как, судя по бабкиному короткому рассказу — вляпались они с Иркой капитально. Через три дня после того, как он привез Ирку в бункер, в эту деревушку заявилось несколько мужиков и молодых парней с города, да три девки с ними. Местное население — а какое тут на Северо-Западе ранней весной население Виктор отлично знал — старики да старухи, это позже может и детей привезут на лето, а то и дачники заявятся — встретило незваных гостей не слишком дружелюбно, не понравились пришлые. И правильно не понравились — гости оказались отвязными, жестокими и человеческую жизнь ни в грош не ставили, хотя бабке показалось, что злодействовать для них внове, но вот радость они от палачества получают откровенно. На следующий же день гости прошлись по местным, методично избивая одного за другим и изымая излишки харчей. Били весело, задорно и опять же с видимым удовольствием, издеваясь весьма изобретательно. Лексеич, местный самогонщик попытался им противодействовать с холодным оружием в руках — то есть говоря проще — с вилами, а его тут же и пристрелили. Походя. Забили палкой Михееву — не понравилось, видите ли, как посмотрела.
Теперь эта сволочь живет в трех домах в центре деревни, старшим у них заносчивый тип, всех, кто показался им опасным, держат в бывшем гараже при мастерской — он бетонный, сделан крепко. Там же и Валентин сидит — хозяин мастерской. Еще эта сволочь ездит по окрестностям, грабит и убивает, кого найдет. Еще и свиней запомоили…
Тут бабка осеклась — и испугалась не на шутку — в сенях загрохотали шаги.
Видно заявилась за яйцами крыша — в виде неведомого Костьки.
Витя сориентировался быстро — аккуратно, чтоб опять не зацепиться за что-нибудь шмыгнул в ближайшую открытую дверь и оказался в спальне, где на железной кровати дружка на дружке этакой пирамидкой лежали три подушки мал мала меньше. Он тихо положил пулемет на кровать и оглянулся в поисках чего-либо сподручного. Стрелять в доме было не с руки, а вырубить гостюшку дорогого надо было тихо. И помпа без приклада тут не очень подходила.
Взгляд упал на стоящий в углу деревянный предмет — толстенькая доска с удобной ручкой, слегка выгнутая и на выпуклой стороне украшенная полукруглыми поперечными валиками.
Аккуратно дотянувшись и примеряв по руке — убедился, что подходит отлично.
— Ну, старая крыса, где яйки, а матка?
— Все б тебе лаяться…
— Еще вякни что — так я тебе живо рожу поправлю. Яйца где, сука старая?
— Да вот в коробочке…
— Ты что, охренела? Почему всего пять? Тебе ж сказано — десяток чтоб был!
— Так ведь ты же курочек-то прибрал…
— Все, припрыгала! Не понимаешь ты по-хорошему. Вынимай свои челюсти, тварь тупая.
— Костенька, ой, только не это. Как же я без них, теперь же уже новых не сделают — взмолилась совершенно искренне старуха.
— Вынимай и кидай на пол, а то сейчас по ребрам! — рявкнул гость.
Не дожидаясь развязки, Витя глянул в дверной проем одним глазом — Костька, молодой совсем пацан откровенно городского вида стоял к нему спиной, это было так соблазнительно, что Виктор одновременно замахиваясь своей странноватой битой сделал шаг, другой и с кряком свистанул наискось оппонента по начавшей поворачиваться на шум шагов голове.
— Хэп! — странно икнул Костька и повалился мешком.
Второго удара не понадобилось, клиент оказался вырублен надолго.
Старухе неловко пнула его в ребра.
— Черт гладкий! Вот тебе рубелем по башке дурной, а не челюсти мои топтать, ишь, моду взял.
И, повернувшись к Витьке, спросила:
— Дальше что делать будешь? Теперь обратно дороги нету.
— Сколько их еще тут?
— Сейчас — в доме каменном главный со своей бабой, да еще один из ихних — за служащими наблюдает.
— Какие служащие?
— Так главный говорит. Мы все — одна корпорация и потому — есть руководство, значит, и есть сотрудники. Это они так своих этих рабов, что в гараже живут под замком и нас называют.
— Ирка моя — у главного?
— Да, там.
— А остальные?
— Остальные вечером на грузовике приедут — с выезда на пленэр, как они говорят. Ты Костьку-то свяжи, не управлюсь я с ним.
Повязав Костьку от души и отдав бабке его двустволку и патронташ с ножом, дурацким, тяжелым, а ля Рэмбо, с глупой и непрактичной полой рукояткой, в которую напихано все якобы необходимое для выживания в пустыне и тундре, Витя живым духом выбрался из избы. Один этот нелепый нож рассказал Вите о его владельце достаточно, чтоб понять — тут не бандосы, не серьезные люди, а дешевки, наглые, жестокие, но дешевки. И это обнадеживало, теперь Витя был уверен — все получится.
Он закинул пулемет на спину и, держа в руках помповушку, короткими перебежками добрался до двухэтажного особняка. Вблизи особняк выглядел не так величественно, как с окраины из кустов. Оказалось, что каменный он весьма условно, собран из дешевых пеноблоков, да и окошек в нем негусто, что придавало дому амбарный вид, корявый для глаза.
Дверь оказалась открытой и, просочившись через темноватый тамбур, Виктор оказался в такой же темноватой прихожей, чуть не запнувшись о толстую старуху, мывшую пол.
