Ник кивнул, но не тронулся с места.
– Так ты идешь? Или останешься здесь, чтобы Марти до конца дней считал тебя трусом?
Ник, подумав, отошел от тележки, потом вернулся и взял клюшку.
– Зачем это?
– Не знаю. Может, там кто-то есть.
Крики тем временем смолкли.
– Конечно. Там Марти.
– Я имею в виду, кто-то еще.
Томми осуждающе покачал головой:
– Слушай, это Гавайи, а не Нью-Йорк. Здесь не может быть никого, с кем мы не могли бы справиться.
Он пошел по следам, оставленным кроссовками Марти на белом песке.
Через минуту крики возобновились. На этот раз кричали двое. Поблизости не было никого, кто мог бы их услышать, и только вдалеке равнодушно мерцали огни курорта.
Минуты через три все стихло, и остались только вой ветра и шум волн, накатывающихся на берег.
Славны дети Гавайев,
Навеки с землей неразлучные,
Когда близок приход
Предвестника Зла вероломного,
В ненасытном коварстве
Извратившего сущность вещей.
Мэле'Аи Похаку (Песня Пожирателя Камней)
В Сентрал-парке шел снег. С пятьдесят второго этажа своей башни, выстроенной из стекла и бетона, Байрон Трамбо смотрел, как снег засыпает черные скелеты деревьев далеко внизу, и пытался вспомнить, когда он в последний раз гулял по парку. Очень давно. Похоже, еще до того, как заработал первый миллиард. Да, теперь он вспомнил – это было четырнадцать лет назад, когда он, двадцатичетырехлетний, явился из Индиана-полиса завоевывать Нью-Йорк. Он вспомнил, как смотрел на нависающие над парком громады небоскребов и думал, в каком из них разместит свою контору. Не так уж много времени спустя он выстроил свой собственный пятидесятичетырехэтажный небоскреб, на верхних четырех этажах которого размещались его офисы и пентхауз.
Критики-архитекторы именовали башню Трамбо не иначе как «фаллическим монстром». Другие называли ее «башней Трамбо», но он постарался задвинуть это название подальше – оно слишком напоминало Дональда Трампа, которого он терпеть не мог. В итоге к зданию прилипло имя «Большой Т», как часто называли и его создателя. Трамбо нравилось это имя – оно хорошо подходило небоскребу, особенно его верхним этажам, похожим на капитанский мостик самого большого в мире корабля. Сейчас Трамбо крутил педали тренажера в своем кабинете, у стыка двух стеклянных стен, образующего как бы выступ высоко над Пятой авеню и парком. Снег валил так густо, что Трамбо с трудом мог разглядеть, что происходит внизу.
Но в данный момент он не смотрел вниз. Он говорил по телефону, одновременно продолжая крутить педали. Лицо его покраснело от напряжения; хлопчатобумажная белая майка была мокрой от пота.
– Что значит «еще трое туристов исчезли»?
– Это значит, что они исчезли, – ответил голос Стивена Риддела Картера, менеджера курорта Мауна-Пеле на Гавайях, принадлежащего Трамбо. Голос был сонным – на Гавайях еще стояла глубокая ночь.
– Черт возьми! А откуда ты знаешь, что они исчезли? Может быть, просто где-то гуляют.
– Они не выходили с территории. На воротах круглосуточно дежурит человек.
– Так они могут быть внутри курорта. В одной из этих – как их называют? – хале. В этих хижинах из травы.
В трубке раздалось что-то похожее на легкий вздох.
– Эти трое отправились вечером играть в гольф, мистер Трамбо. Когда они не вернулись к десяти, наши парни отправились на поле и нашли там их тележки.
– Черт возьми, – повторил Байрон Трамбо, жестом подзывая к себе Уилла Брайента.
Его первый помощник кивнул и снял вторую трубку.
– Другие исчезали не на поле для гольфа, так ведь?
– Да. Двух калифорниек в прошлом ноябре в последний раз видели на конной прогулке у скал с петроглифами. Семья Майерсов – родители и четырехлетняя дочь – пошла после заката погулять к бассейну и не вернулась. Повар Паликапу шел с работы через поле лавы к югу от тропы.
Уилл Брайент показал шефу пятерню и еще четыре пальца на другой руке.
– Итого, теперь их девять.
– Простите, мистер Трамбо?
– Ладно, Стив. Проехали. Слушай, ты должен хранить это в тайне хотя бы пару дней.
– Пару дней? Мистер Трамбо, это невозможно. Репортеры все узнают от полиции, а она будет здесь, как только я позвоню.
– Не звони. – Трамбо перестал крутить педали.
В трубке замолчали. Потом жалобный голос сказал:
– Это противозаконно, сэр.
Байрон Трамбо, прикрывая трубку рукой, повернулся к Уиллу Брайенту:
– Кто взял на работу этого мудака?
– Вы сами, сэр.
– Я взял, я и уволю. – Он убрал ладонь с трубки. – Стив, ты здесь?
– Да, сэр.
– Ты знаешь, что завтра у меня в Сан-Франциско встреча с командой Сато?
– Да, сэр.
– Ты знаешь, как важно для меня избавиться от этого чертова курорта, прежде чем мы потеряем большую часть вложенных в него денег?
– Да, сэр.
– Ты знаешь, как глупы Хироси Сато и его инвесторы?
Картер промолчал.
– В восьмидесятых эти парни потеряли половину своих денег, скупая недвижимость в Лос-Анджелесе, а теперь готовы потерять вторую половину, вложив ее в Мауна-Пеле и другие убыточные проекты на Гавайях. Поэтому, Стив… Эй, Стив?
– Да, сэр.
– Они глупцы, но не глухие и не слепые. Со времени последнего исчезновения прошло уже три месяца, и они, похоже, решили, что все кончилось. Особенно когда арестовали этого гавайского сепаратиста… как бишь его?
– Джимми Кахекили, – сказал Картер. – Но он все еще в тюрьме в Хило, так что он не мог…
– Мне плевать, мог он или нет. Главное, чтобы япошки не подумали, что убийца все еще бродит по острову. Они трусливы, как цыплята. Их туристы боятся ездить в Нью-Йорк, в Эл-Эй, в Майами и во все места Штатов, кроме Гавайев. Почему-то они думают, что раз они владеют половиной островов, то там безопаснее. В любом случае я хочу, чтобы Сато и его люди считали, что убийца – этот Джимми. Хотя бы дня три или четыре, пока не закончатся переговоры. Неужели я прошу слишком много?
В трубке молчали.
– Стив?
– Мистер Трамбо, – сказал усталый голос, – вы знаете, как трудно было удержать здесь служащих после прошлых исчезновений? Людей приходилось возить на автобусе из Хило, а теперь, с этим извержением…
– А разве туда ездят не из-за извержений? Так где же эти чертовы туристы теперь, когда извержение в разгаре?
– …шоссе номер одиннадцать отрезано, и мы вынуждены нанимать временных рабочих в Ваймеа, – закончил Картер. – Те, кто нашел тележки, уже рассказали об этом своим близким. Даже если я нарушу закон и не сообщу властям, сохранить это в тайне не удастся. Кроме того, у этих пропавших есть семьи, друзья…
Трамбо так сжал руль тренажера, что побелели костяшки пальцев.
