Подвальчик у нас был неказистый. В полупустой комнате на грязном бетонном полу стояло всего несколько коробок с инвентарем, а с потолка свисала одна-единственная лампочка на сорок ватт. У стены старый металлический стол, на нем компьютер, рядом — шкафчик с двумя ящиками: там мы храним кое-какие документы. Пара складных стульев. Водонагреватель. Панель с предохранителями. Два окошка выходят в переулок. В основном этим помещением я пользовался, чтобы курить зимой. Я поставил складной стул к столу, зажег сигарету и принялся развязывать аккуратный узел на бечевке…
Письмо.
Мысль пришла в голову неожиданно, как те гениальные озарения, ради которых я держал под рукой блокнот. Сначала надо прочитать письмо. Я нащупал в кармане швейцарский нож-брелок (семь двадцать плюс налоги, дешевле в округе Датчесс не найдете, это точно) и резким движением вскрыл конверт. Внутри обнаружился один-единственный ослепительно-белый листок, сложенный пополам. С одной стороны пестрели напечатанные имена и адреса. На обратной стороне я прочел сообщение, написанное от руки:
Есть несколько условий, о выполнении которых я хотел бы вас просить, прежде чем вы вскроете посылку. Во-первых, уясните: вы получаете данную вещь не в подарок, но во временное пользование. В любое время, по своему усмотрению, я могу потребовать ее возврата. В связи с этим я бы хотел, чтобы вы принесли торжественную клятву любой ценой защищать содержимое этой посылки, а также относиться к нему с достойными бесценного предмета заботой и уважением. Во-вторых, содержание того, что вам предстоит лицезреть, крайне деликатного свойства. Вам не следует обсуждать прочитанное ни с кем, кроме меня и одиннадцати лиц, перечисленных на обороте, пока я не сочту возможным дать другие указания. В-третьих, я предоставляю вам данные предметы в надежде, что вы используете их для создания рукописи, так скажем, достаточного объема, и предоставите свое произведение на мой суд. Не торопитесь. После того, как работа будет проделана удовлетворительным образом, вы получите справедливое вознаграждение.
Если по какой-либо причине вы не согласны выполнить любое из представленных требований, пожалуйста, не вскрывайте посылку и ожидайте моего визита. Если же согласны, можете приступать.
Полагаю, в этом ваше предназначение.
Г.Черт… Теперь уж точно придется вскрыть этот сверток без промедления.
Я сорвал бумагу. Моим глазам предстала стопка писем, перетянутая красной резинкой, а еще — десять тетрадей разного формата в кожаных переплетах. Я открыл верхнюю. На стол выпал золотистый локон. Я взял его, внимательно рассмотрел, повертел в руках, а затем опустил глаза на разворот, в котором он хранился:
…желал бы исчезнуть с лица земли, ибо в жизни больше не осталось радости. Ее забрали у меня, а с ней исчезла вся надежда на…
Как завороженный, я листал тетрадь. Где-то наверху дикторша перечисляла названия округов. Страницы, страницы… Каждый дюйм бумаги исписан убористым почерком. Даты: 6 ноября 1835 г., 3 июня 1841 г. Рисунки, списки. Имена и названия: Спид, Берри, Салем. И слово, которое попадалось мне вновь и вновь:
…вампир…
Остальные тетради содержали примерно то же самое. Менялись лишь даты и почерк. Я пролистал все десять.
…там я впервые увидел, как мужчин, детей продавали словно… предосторожности, ведь мы знали, что в Балтиморе якшаются с… такого я простить не мог. Был вынужден разжаловать…
Очевидны были две вещи: во-первых, все дневники вел один и тот же человек, во-вторых, лет им очень и очень много. Кроме всего прочего, я понятия не имел, откуда они взялись и с чего вдруг Генри надумал передать их мне. И тут я наткнулся на первую страницу самой первой тетради и прочел три немыслимых слова: «Дневник Авраама Линкольна». Я громко рассмеялся.
Теперь понятно. Поразительно. Просто обалдеть. Но изумлялся я не тому, что держал в руках дневник «Великого освободителя», а тому, как неверно оценил Генри. Я-то решил, что он просто тихий отшельник. А со мной разговорился, потому что решил вылезти из раковины. Но нет, теперь-то все ясно. Парень попросту спятил. Или меня решил до психушки довести. Или нет, наверное, это шутка — богатеи, которым заняться нечем, любят иногда повалять дурака. Или все-таки не шутка? Зачем столько сил тратить? А может… Может, это роман, который написал сам Генри? Литературный проект в замысловатой обертке? Мне стало неловко. Ну да. Да, так и есть. Я еще раз перелистал дневники в поисках каких-нибудь отметин двадцать первого века. Высматривал скрытые проколы. Но ничего не обнаружил, по крайней мере с первого взгляда. Меня мучил еще один вопрос: если Генри дал мне свое произведение, зачем тогда приложил в записке одиннадцать имен с адресами? Почему просит создать произведение по мотивам дневников, а не переписать их? В голову снова полезли мысли о сумасшествии. Неужели? Вдруг он и правда верит, что дневники — действительно… Да нет, быть не может. Ведь не может?
Я сгорал от нетерпения поскорее рассказать все жене. Мне было необходимо поделиться с кем-то этой безумной историей. Среди городских сумасшедших парень урвал бы первый приз. Я поднялся, сложил тетради и письма, затушил сигарету каблуком, повернулся и…
Дюймах в шести от меня что-то стояло.
Я отшатнулся, споткнулся о складной стул, упал и стукнулся головой о край стола. Перед глазами все поплыло. Волосы намокли от крови. Нечто склонилось надо мной. Я увидел черное стекло глаз. Пульсирующие голубые вены под полупрозрачной кожей. И губы, едва скрывавшие влажные, блестящие клыки.
Надо мной стоял Генри.
— Я не причиню тебе вреда, — заверил он. — Просто хочу, чтобы ты понял.
Он ухватил меня за воротник и вздернул на ноги. Я чувствовал, как струйка крови стекает по шее.
Я потерял сознание.
Удачного дня. До встречи.
Мне было велено не вдаваться в подробности и не упоминать, куда Генри отвел меня той ночью и что он мне показал. Достаточно будет сказать, что после этого мне стало физически плохо. Не от ужасов, которым я был свидетелем, но от чувства вины: ведь я, пусть и невольно, являлся их участником.
Он провел со мной чуть меньше часа. За это время мое представление о мире коренным образом изменилось. Представление о смерти, о пространстве, о Боге… Все раз и навсегда перевернулось с ног на голову. За столь короткий срок я безоговорочно поверил в то, что еще часом раньше назвал бы абсолютным безумием.