Максим во все глаза смотрел на старика, и вдруг перед ним предстало совсем другое лицо, лицо Миши, полное страдания, но в то же время торжествующее. А потом на его месте стали появляться другие лица с фотографий и портретов. Они шли в обратном порядке, от современности к незапамятным временам, меняясь с калейдоскопической быстротой. Максиму чудилось, что при этом он слышит шепот: «Больше никто не придет к нему в гости!» Наконец, когда исчез последний мальчик, тот самый, что явился первым, с завитыми волосами, лицо старика вернулось опять, только выглядело оно куда более дряхлым и морщинистым.
И тут неожиданно все прекратилось: и грохот, и сияние. Афанасий Семенович, сделав по инерции поворот вокруг своей оси, тяжело рухнул на пол. Максим хотел сказать Витьке, чтобы он скорей брал нож и освобождал его, пока старик не очнулся, но слова застревали в горле и получался только неясный хрип. Но волноваться было нечего: Афанасий Семенович уже не мог очнуться. От него вдруг пошел голубоватый пар, такой едкий, что щипало нос, и старик начал таять на глазах, как кусок льда. Сначала это происходило очень медленно, но потом процесс все ускорялся и ускорялся. Сперва истончилась и постепенно исчезла кожа и обнажились кости с мясом. Потом растаяло и мясо. А под конец скелет стал рассыпаться на черепки словно глиняная посуда, пока не исчезли и эти останки. Не прошло и минуты, как на полу остался лежать только черный костюм с белой рубашкой, оставшейся, как ни странно, совершенно чистой, и начищенными до блеска туфлями, а рядом с ними элегантная трость с окровавленным лезвием.
– Ну и ну! – присвистнул очнувшийся от шока Витька. – Вот это опыт так опыт!
И в этот момент из верхней колбы песочных часов упала последняя песчинка, и Максим ощутил резкую боль, с которой все предыдущее не шло ни в какое сравнение. Он заорал и задергался не хуже старика. Словно сквозь туман Максим видел, как Витька мечется по лаборатории и крушит направленные на него приборы. Он слышал стук в дверь и крики родителей с требованием немедленно открыть. А потом боль стихла, все поплыло перед глазами, и Максим почувствовал, как куда-то проваливается…
– Хоть ты им расскажи, как все было! – возбужденно жестикулируя как забинтованной, так и здоровой руками, говорил Витька лежащему в постели бледному Максиму. – А то никто мне не верит. Думают, то ли вру, то ли от страха крыша поехала.
Разговор этот происходил через неделю после описанных событий. Это была первая встреча ребят после пережитого. Сначала Максим больше суток провел без сознания, а потом врачи, определившие у него тяжелое наркотическое отравление и сильное нервное потрясение, долго запрещали говорить с ним на волнующую тему. Даже следователю, рвавшемуся с ним побеседовать, пришлось подождать несколько дней. Все это время пробел восполнял Витька, расписывавший произошедшее с красочными подробностями, но, к его великой досаде, несмотря на то, что он нигде не позволил себе приврать даже самую малость (к расследованию он отнесся крайне серьезно), его рассказ никто не воспринимал всерьез. Более того, над ним либо посмеивались, либо жалели, полагая, что нервное потрясение и для него оказалось чересчур серьезным. Вначале Витька рьяно доказывал всем свою правоту, а потом разобиделся и вообще прекратил отвечать на вопросы о происшествии.
Максим же поступил по-другому. Пока он лежа в постели в полном покое обдумывал случившееся, к нему пришло решение не говорить всей правды. Во-первых, рассказ казался чересчур фантастическим, чтобы в него поверить, а во-вторых, он и сам не был уверен, что некоторые детали не привиделись ему из-за замечательного напитка друидов. Поэтому о последней фазе, о загадочном исчезновении старика, мальчик никому ничего не сказал.
Профессор одного технического вуза, приглашенный в качестве эксперта, посмотреть на аппаратуру, поднял опыты старика на смех. Он сказал что-то про современную технику в руках дикаря, обозвал хозяина лаборатории алхимиком и заявил, что все это просто набор приборов и реактивов, сочетание которых не может привести ни к какому положительному результату. Причем здесь все либо старье, либо дилетантские самоделки, и что все это лучше всего выбросить на помойку.
Было установлено, что старик послал обманную телеграмму с одного из почтовых отделений на другом конце города, хитро рассчитав, что она уведет из дома родителей Максима Егорова, оставив в то же время его в одиночестве. В результате следствие пришло к выводу, что Афанасий Семенович – это маньяк, одержимый идеей бессмертия. Конечно, старинные книги и древние портреты мальчиков несколько смущали, но никто не обратил на это особого внимания; мало ли что насобирает маньяк ради подтверждения своих безумных идей! Правда, дедушка Максима узнал в одном из мальчишек своего загадочно исчезнувшего друга детства, но это сочли простым совпадением.
Следователь был куда больше озабочен поисками гражданина Федосеева А. С., который не оставил после себя никаких следов, и даже свой костюм бросил на полу. Предполагалось, что старик успел переодеться и в последний момент улизнул через окно, рядом с которым как раз проходила пожарная лестница. Оказалось, между прочим, что все документы, оставленные Афанасием Семеновичем, поддельные и что о старике, о его прошлом никто ничего не знает. Это дало основания предполагать, что случай с Максимом не первый и до него у маньяка были другие жертвы. Старика объявили в розыск и очень надеялись, что с такой характерной внешностью его быстро найдут…
– А я ничего не помню, – пожимал плечами Максим. – Помню, как он за тобой с ножом погнался, а дальше провал. – Ему очень не хотелось обманывать друга, но еще меньше хотелось прослыть вруном или чокнутым, а избежать этого возможно было лишь при помощи лжи. Так что он, как бы это ни было трудно, решил держаться своей линии до конца.
– Так, значит, и ты не веришь мне? – чуть не плакал от обиды Витька.
– Нет, почему же, – оправдывался Максим. – Конечно, я тебе верю, вот только думаю: не начались ли у нас галлюцинации от всех этих препаратов?
– Может, и вправду глюки, – с сомнением покачал головой Витька. – Все равно теперь ничего не докажешь. Черт его знает, чему он научился. Может, он вдобавок и гипнотизер…
Единственным человеком, поверившим рассказу Витьки Королькова, оказался Сергей Федорович. Он грустно и серьезно выслушал мальчишку, ни разу не перебив его даже в самых невероятных местах, и, тяжело вздыхая, поведал печальную историю Миши. «Жаль, что у него не было такого друга, как ты, – сказал он. – Я, к сожалению, ничего тогда не почувствовал и не пришел в тот момент, когда ему так нужна была моя помощь». Раньше Витька и сам ни за что не воспринял бы всерьез такую историю, но после произошедшего с ним он готов был верить во что угодно…
