— Ее отец всегда говорит, — фыркнула Джульетта, — что на голову она как раз и слаба.
— Я могу это контролировать, — тихонько призналась Элла. — Иногда.
Гунтарсон довольно долго ждал, давая ей возможность найти слова. Потом решил подтолкнуть ее:
— Как?
— Не шум: шум не могу. И когда вещи падают и разбиваются, тоже не могу. Это не нарочно.
— Никто и не говорит, что ты специально проказничаешь.
— Я могу вроде как ощутить чувства других людей.
— Да. Я понимаю.
Ох, как же много он хотел бы от нее услышать! А приходилось каждое слово как клещами вытягивать.
— А еще я могу парить. Когда хочу.
— Левитировать?
Она непонимающе уставилась на него.
— Ну, как полет? Когда всё тело отрывается от земли?
— Ага.
— Элла! — воскликнула Джульетта. Зрелище собственной дочери, зависшей над стулом во время изгнания бесов, потрясло ее больше всего остального, и она искренне желала никогда более не видеть ничего подобного. — Не будь смешной! Что скажет твой папа, если узнает, что ты наговорила глупостей этим людям? А они нам, между прочим, деньги платят!
— Но это правда!
— Мне так жаль, мистер Гунтарсон, — взмолилась Джульетта. — Она живет в мире собственных фантазий!
— А ты можешь мне показать, как ты это делаешь, Элла?
Элла ощущала гнев матери, как сухой жар, бьющий от электрокамина. Джоуи бочком подобрался поближе, нянча в ладони сегментную линзу объектива. В линзе ей чудилось что-то злобное: толстое насекомое с единственным сверкающим глазом. Лучше б она промолчала!
— Не могу.
— Конечно, не можешь! Глупая девчонка! Гунтарсон невозмутимо поглядел на мать.
— Миссис Уоллис, как вы только что заметили, моя газета платит вам деньги — и большие деньги. Не думаю, что ваше отношение помогает делу. Не будете ли вы столь любезны выйти в другую комнату?
Элла задрожала от страха за него. Как это он осмелился так разговаривать с Джульеттой? Ведь об этом может узнать Кен.
— Я должна оставаться с вами. Так приказал муж.
— Тогда я вынужден настаивать, чтобы вы отошли в дальнюю часть комнаты — и, пожалуйста, перестаньте сами отвечать на вопросы, которые я задаю Элле!
И Джульетта действительно отошла! Элла глядела на своего нового союзника с изумленным обожанием. Откуда в нем столько храбрости? Он, должно быть, очень уверен в себе. Может быть потому, что у него такая важная работа. И он невероятно, блестяще умен! Наверно, еще и кучу денег зарабатывает.
И он думает, что это было бы напрасной потерей, если бы Элла стала нормальной, если бы она не могла контролировать все эти странности. Разочаровать его — о, это было бы ужасно! Если она его разочарует, то и жить незачем.
— А когда ты летаешь?
— Когда я у себя в комнате.
— Когда остаешься одна? Отлично, закрой глаза. Представь, что вокруг — твоя комната. Ты там, вокруг никого нет. Темно. Так, когда будешь готова, начинай левитировать.
Голос Гунтарсона звучал низко и твердо, он был настойчив, этот гипнотический голос. Он наблюдал, как дыхание Эллы замедлилось, а тело обмякло. Но ступни ее по-прежнему стояли на полу, а ладони лежали на подлокотниках кресла.
Вдруг ее веки распахнулись. Она пристально взглянула на него, и он почувствовал, как запульсировали мышцы спины и плеч, будто он гири таскал. Порыв холодного воздуха ледяными иголками уколол кожу. Глаза Эллы закатились, голова запрокинулась, зубы оскалились. Пронзительная нота зазвенела в гортани.
Он часто задышал, мысленно повелевая ей подняться в воздух.
Ее ладони оторвались от подлокотников. Вся ее энергия собиралась в теле, на то, чтобы физически оттолкнуться, ее не осталось. Ступни тоже перестали касаться пола. Она как бы плыла над сиденьем — внешне это не было заметно, но выемка на сиденье исчезла.
Внезапно накренившись набок, Элла всплыла над креслом. Бедро ее ударилось о спинку, и она закружилась в воздухе. Колени были подтянуты к груди, а локти растопырены, будто что-то поддерживало ее под руки. Когда она медленно повернулась к ним лицом, Гунтарсон вытянул руку, коснулся ее ноги и мягко сжал ее. Тело Эллы слегка нырнуло в его пальцах, как будто воздушный шарик. Никакого сопротивления его касанию. Она была невесома.
Камера Джоуи защелкала, делая снимок за снимком, пока Элла постепенно разворачивалась лицом к объективу. Ее губы искривились, а кожа обтянула нос и скулы, как полупрозрачная маска. Жилки на обоих висках неистово бились. Она продолжала вращаться вокруг воображаемой оси, которая походила через ее макушку, живот и дальше, в ступни. Высота этой оси оставалась неизменной, располагаясь примерно в четырех футах от пола.
Пока Джоуи проворно доставал отснятую пленку из своего «Никона» и ставил на ее место новую, Элла поплыла вниз. В двух или трех дюймах от ковра, скорчившись, как будто собиралась встать на четвереньки, она внезапно придвинулась к Гунтарсону. Это было не столько похоже на поток воздуха, отнесший ее в сторону, сколько на то, как если бы у него в руках была невидимая нить, привязанная к ней, и он за нее потянул. Она опустилась, прислонившись головой к его ногам, и крепко закрыла глаза.
Позже Джоуи звонил Гунтарсону на мобильный из проявочной в редакции «Пост»:
— Пит! Пит! Я только что проявил пленки. Ты и представить себе не можешь, что там!
— Что?
Гунтарсон прямо из дома Эллы отправился в свою квартиру на Бейсуотер. Он хотел взяться за статью, но возбуждение было так велико, что он едва ли мог усидеть за столом. Время от времени он наклонялся над клавиатурой, набирая отдельные слова и фразы, которые казались ему важными. Эти обрывки заполняли пространство монитора: «Холод… угнетенность… ее интеллект, почти все ее самосознание, транслированные в физическое усилие… веря в то, чего она не понимает…» Его сердце все еще неслось вскачь, и руки подрагивали от его ударов.
Он сам это видел — и это было невероятно. Это было в полном смысле слова невероятно!
Музыкальный центр наполнял комнату запредельными звуками гитары и ударных — «If God Will Send His Angels»[21] группы «U2». Гунтарсон нажал на пульте «стоп».
— Ты не поверишь, что произошло! — повторял Джоуи.
— Ни одной фотографии, — немедленно предположил Гунтарсон. — Пустая пленка.
— Нет, они вышли просто отлично. Но она — она есть не на всех! Я поймал, как она поднимается с кресла, потом выждал несколько секунд, потом опять начал щелкать, когда она стала поворачиваться ко мне лицом. Сечешь? Так вот, на двух кадрах ее просто нет. На одном она есть, на следующем — нет, а на следующем — опять есть! Потом снова исчезает. Абсолютно тот же угол, и в комнате все на месте. Но нашей маленькой мисс на двух фотках нет. Даже тени — и той нет!
