С тех пор он мечтал о нем всю свою долгую нищую жизнь, а потом, уже на острове пил бессчетно. И девушек несколько раз приводили к нему точно таких — невысоких, с черными блестящими косичками, закутанными цветным покрывалом. И с грудями как вымя молодой козы — чтоб соски длинно торчали в стороны. Но то первое пиво было лучшим. А девушка…
Он приподнялся с нагретой шкуры, опираясь рукой на верхушку скалы.
На темном берегу вспыхнул маленький огонек. Помигал и загорелся ровным пока еще светом. Не сводя глаз с огня, перевозчик медленно сел, охватывая руками блестящие гладкие колени. Не пропустить изменения цвета, не моргнуть, когда огонь заговорит с ним. Он первый стоит на страже острова Невозвращения и на его сильных красивых плечах лежит первое знание о том, кто пришел и что принес владыкам-жрецам.
В мешке папы Карумы кроме полупустой уже фляги, тряпицы с остатками сыра и нескольких квадратиков серебра на кожаном шнурке лежали маленькие, туго свернутые кожаные свитки. В одном из них торчала палочка, привязанная к пузырьку из крошечной тыквы. А под плотно пригнанной пробкой — густая черная жидкость из ягод аханки. Каруму никто не учил грамоте. Но видя на ярмарках, куда он гонял скот, иноземных писцов, с важным видом скребущих по восковым табличкам острыми стилами, пастух задумал и себе облегчить жизнь, добавив к голове написанные для себя памятки. Таблички не годились — тяжелы и неудобны углами. И он, прохаживаясь и зорко наблюдая за разноголосым людом, брал на заметку все, что могло пригодиться. Он знал, что умен и гордился этим. Конечно, придумывать чернила сам не стал, к чему тратить силы и время, когда можно угостить пивом писца и поговорить с ним о всяких пустяках, нахваливая и удивляясь. А вот выделывать тонкие гладкие кожи, по которым палочка оставляла четкие следы, это он сам догадался. И ничего, что его значки и картинки не прочитает никто, так даже лучше. Крупицы знаний, то от подвыпившего купца, а то от старейшины деревни или от колдуна-бэйуна — превращались в тесные ряды лишь ему понятных крошечных значков, а тонкая кожа потом сворачивалась в тугую трубочку и укладывалась на дно мешка. Вторая голова хитрого Карумы — вот чем был его мешок, и потому он нес его сам.
Сейчас, на песчаном берегу, под бледным светом далекой луны Каруме не было нужды разворачивать кожаные свиточки. Все, что относится к берегу Невозвращения, он знал наизусть и даже то, что когда-то записал, выучил тоже. Но к чему рисковать, вот его вторая голова — всегда под рукой. На тот случай если первая вдруг поглупеет и потеряет память.
Он знал, нужно дождаться, когда луна вскарабкается на самый верх ночного неба. И знал, для костра нужно отыскать древний очаг, сложенный на самом берегу, напротив острова. В его мешке лежали сверточки с порошками, которые не дадут костру погаснуть и кусок кремня для высекания огня. А еще — два заклинания, нанесенные тайными точками на кожаный свиточек. Прочие сведения о береге Невозвращения ходили слухами, передавались с оглядкой изо рта в ухо в ночных разговорах.
Короткое заклинание стоило ему трех калебасов пива и целой ночи на ярмарочной площади с хмельным здоровяком-бэйуном. Но умный Карума понимал — короткое, если дается всего лишь за пиво, может завлечь его в ловушку. И потому искал еще одно.
Это обошлось ему дорого. Пятнадцать хороших коров отдал он, а как долго искал — кому отдать! Было это давно, он записал заклинание на отдельном свиточке, туго свернул кожу и, закрутив ее в тонкую пластинку металла, повесил на шею. Стал ждать. Он умел быть терпеливым.
Очаг был похож на сам остров — кольцо неровных камней, казалось, сросшихся боками, а не сложенных по отдельности. В центре песок расплавился в стеклянистую гладь, и туда Карума, поглядывая на смирно стоящего Нубу, положил ворох сухих стеблей и мелко накрошенные веточки с одинокого куста, растущего неподалеку. Когда сламывал ветки, наколол палец до крови. Кивнул, выдавливая ленивые капли. В свиточке это было записано. Высек искру, огонь занялся, треща и быстро поедая сухую жалкую мелочь. Карума, хмурясь и торопясь, высыпал поверх три щепотки из одного узелка, пять из другого, одну из третьего. Запершило в горле, огонь вырос, бросился в стороны летучим жаром и вдруг развернулся дрожащей радугой, меняя в высоком плоском гребне цвета.
Старик качнулся назад, боясь отскочить, прикрыл лицо рукой и сразу убрал: огонь, не трогая его, пластался по темноте широким веером, плыли по нему волшебной красоты цветные пятна — синие, зеленые, перламутровые. Бросали нежные отблески на высокую фигуру Нубы.
— Ну, вот, — шепотом сказал старик и, всмотревшись в темную гладь озера, подошел к Нубе. Потянув того за вялую руку, заставил сесть на колени лицом к огню. И глядя, как медленно ползут по блестящей коже и широко открытым глазам цветные полосы, сказал вполголоса:
— Перед тем, как годоя уйдет со мной из тебя, большой человек, я спрошу у него еще одно.
Он замолчал, ожидая. Посреди цветных прозрачных полос раскрылся черной пещерой рот. Усталый мерный голос прогудел:
— Годоя говорит, спрашивай.
— Скажи мне, годоя в человеке, не делаю ли я ошибки? Не пожалею ли? Нет, не отвечай! Скажи, получу ли я все, о чем попрошу? Нет! Скажи… не накажет ли меня ночная птица Гоиро за просьбу, исполненную чужими темными богами? Вот.
Ожидая ответа, кривился, нещадно ругая себя за бессвязные речи, ведь знал-знал, что вопросы к годое путают голову, а времени так мало, скоро плеснет вода под плотом, и скоро годоя выйдет из большого черного тела. Но все случилось так, как случилось.
— Нет, — проговорил мерный голос черного великана и Карума осел на слабых ногах напротив сидящего Нубы, — ты не пожалеешь о том, что твою просьбу исполнят. Птица Гоиро не накажет тебя.
От облегчения Карума засмеялся дребезжащим неровным смехом и, откидывая голову, погладил жидкую бороду.
— Во-от. Ну вот. Хорошо. Ты отдыхай, человек. Уже скоро.
Завозил руками по теплому песку, расправляя полы плаща. Поглядывая на огонь, стал ждать, когда плеснет вода под плотиком перевозчика.
Перевозчик бежал по черному песку, легко вскидывая ноги, и колени блестели в свете неровной луны. Он старался не смотреть на блики, что появлялись и исчезали при каждом шаге на согнутых коленях — белая луна пугала его. А она торчала над головой — никуда не денешься. Хорошо читать обычные костры, что загораются яркими пятнышками — побольше и поменьше, светят, мигая, или ровно вытягивают к звездам тонкую огненную нить. Прочитав послание огня и, дождавшись, когда костер начнет повторять его, перевозчик брал маленький барабан-бонго, и, прижимая его к животу, выстукивал указания. Тогда приходили рабы. Несли кожаный мешок с раковинами в уплату за овец и коз. Или на кольце из толстой витой проволоки младшие жрецы приносили квадратики серебра и, становясь рядом с ним на плоту, говорили с теми, кто пришел торговаться.
