— О Малках бе Таришим ве-ад Руахот Шехалим, заклинаю тебя буквой Каф, которая есть сила и буквой Нун, которая есть Возврат, буквой Мем, которая есть Смерть и буквой Фе, которая есть бессмертие, явись!
Из центра невидимого пентакля повалил зеленый дым.
— Это он! — завопил Мастер Терион.
— Буэр!
— ЧЕГО ВАМ, О, ЧЕРВИ? — прогремел демон, обратив к собравшимся кривящееся, сотканное из зеленого дыма лицо.
Мамочка, да что ж это творится, в смятении думал Гиви. Рука его поднялась, то ли чтобы сотворить крестное знамение, то ли, чтобы ущипнуть себя, но брат Пердурабо больно хлопнул его по пальцам.
— О предводитель полусотни легионов, о, покровитель нищих философов, скажи нам одно лишь слово…
— УБЛЮДКИ, — с готовностью четко проговорил демон.
— О нет, сильнейший! На мой вопрос потребно ответить тебе! Этим Жезлом и Книгой Закона заклинаю…
— ВАЛЯЙТЕ.
— Это он?
— ОН!!! — завопил демон. Лицо его исказилось ужасом, он испустил облако сернистых газов и растворился в воздухе.
— Вот это номер… — пробормотал Мастер. — А! Еще не все! Ныне же говорю тебе, отойди с миром в свои владения и обители и да пребудет с тобою благословение Высшего во имя… какое там у нас на сегодня имя, брат Пердурабо?
— Да он уже ушел, Мастер…
— Не учи меня правильно исполнять Делание… и да будет мир между мною и тобою, пока я не призову тебя… Вот, теперь, кажется, все.
Он обернулся к Шендеровичу.
— Прости меня, о, Двурогий! Твой слуга посмел усомниться в тебе. Но это потому, что ты не вступил в контакт со скрижалью Силы! Что, в общем-то, достаточно странно. Как ты это трактуешь, брат Пердурабо?
— Он чихал, когда произносил. Перепутав тем самым связующие нити…
— Чушь речешь, — сурово произнес Мастер. — Астрал не зависит от подобных мелочей.
— Еще как зависит!
— Просто я сегодня не в голосе, — капризно произнес Шендерович.
— Не в этом дело, о, Царь Царей! Твой голос подобен рыку разъяренного льва. Полагаю, тут дело серьезней. Возможно, это из-за твоего спутника? Не перекрывает ли он своим ноуменальным телом тонкие колебания искомых струн?
Он окинул Гиви опытным взглядом диагноста.
— Этот нехорош, — задумчиво проговорил он.
— Что вдруг? — удивился Шендерович.
— Глаза… плохие глаза… если ему где и место в сей зале, так только на алтаре.
Шендерович величественно повел рукой.
— Оставь в покое моего спутника и слугу, о, Мастер! Ибо не Делание тебе будет в противном случае, а Недеяние! Это Гиви, друг сильный и надежный…
— Как ты его назвал, о, Бык Лазури?
— Гиви меня зовут, — мрачно проговорил Гиви.
— Гиви? — переспросил Мастер с какой-то особой дрожью в голосе.
Чада за спиной Гиви дружно и со свистом втянули в себя воздух, а брат Пердурабо почему-то выпрямил согнутую в почтении спину.
— Прости вновь, о, Великодушный! Я был столь ослеплен твоим сиянием, что не разглядел твоего спутника! Воистину ты велик, если в спутниках у тебя потомок самого Шемхазая!
— Ну, его так просто не возьмешь, — жизнерадостно заключил брат Пердурабо. — Ежли он один из этих!
— Так и должно быть, — сурово ответствовал Мастер Терион, — ибо так плетется пряжа судеб. Вот он с тобой, один из исполинов чьи имена Гиви и Гия, потомков Шемхазая, падшего ангела! Великие служат тебе и сила их велика!
— На первый раз я прощаю тебя, о, Ничтожный, — холодно сказал Шендерович. — А мог бы и разгневаться и гнев был бы мой страшен.
— Но Делание…
— А ты позаботился должным образом о нас, о Чадах Света? Ты дал нам отдохнуть после трудного пути? Ты облек нас в парчовые одеяния? Ты умастил нас елеем? Ты выразил соответствующее почтение, наконец?
— Прости, о, Источник Знаний… нетерпение гнало меня…
— То-то же, — грозно ответствовал Шендерович, — мы тебе не какие-то орудия бессловесные. И, покуда не будем мы обихожены должным образом, да не свершится Делание, достойное недостойных! А свершится делание, недостойное достойных.
— Истинны твои слова, о, Утроба Радости. Пойдем, ты и твой спутник-исполин, гордый потомок Шемхазая!
Гиви выпрямился и грозно сверкнул взором. Мастер Терион его порядком достал.
— Сладостна вода в горных источниках, благодетельны фиги с дерев…
— И ты, о, ничтожный, полагаешь прокормить потомка Шемхазая какими-то фигами? Гляди на него! Гляди хорошенько, ибо он гневается, Орел Пустыни!
— Клянусь змеей, так, — подтвердил Гиви.
— Мясо молодого барашка, приправленного имбирем и кардамоном, нежнейшее мясо, и вино долин, и сладости, достойные царей — вот, что ожидает вас в прохладном полумраке покоев отдохновения. Увы, негоже удалившимся от мира ласкать свой взор нежным обликом прекрасных дев, но по завершении Делания обретем мы такое могущество, что слетятся к нам все гурии садов Эдемских и розы Сарона будут цвести на наших царственных ложах…
— Ладно, — величественно махнул рукой Шендерович, — с этим можно немного подождать. Но омовения мы требуем и пищи для тела. И быстро!
— Я ж говорил вам, Мастер, — укорил брат Пердурабо. — Нельзя с ними так.
— Молчи, интриган… шевелитесь, Чада! Те припасы из кельи моей, что на рассвете доставили духи воздуха и слуги виноградных лоз…
— Во-во…
Они направились к выходу в обратном порядке. Чада возглавляли процессию, следом тащился, недовольно бормоча себе что-то под нос, брат Пердурабо. Мастер Терион замыкал шествие. Шендерович плыл посредине, набросив на плечо край мантии. Время от времени он выпрастывал руку из-под алого полотнища и пихал Гиви локтем в бок.
Солнце уже склонялось к закату, окрашивая скалы золотом и багрянцем. Синие тени легли в ущельях, пещеры чернели в них, как озера мрака.
Перед одной из них Мастер Терион, обогнув процессию, забежал вперед.
— Сюда, о, Гости Гостей, — произнес он, угодливо кланяясь. — Обед мой скромен, но, разделив его со мной, вы окажете мне такую честь, какой не ведали все цари земные.
— Ладно уж, — вздохнул Шендерович. — Гнев камнем лежит на моем сердце, но готов я его отринуть, ибо великодушие мое сравнимо лишь с моим могуществом. Барашек, говоришь?
* * *
Шендерович погладил себя по животу и удовлетворенно откинулся на подушки, которые услужливо подсунуло ему под бок Отрицательное Чадо.
— Кормят тут неплохо, — заключил он. — А теперь удались. Дай Великим отдохнуть в уединении.
Чадо, склонив голову, которой в выпрямленном состоянии царапало свод пещеры, пятясь, выбралось наружу, но далеко не ушло, а присоединилось к Чаду Положительному, маячившему у входа…
— Поставили своих вертухаев, — констатировал Шендерович — Дрэк дело. Гiмно, говоря по нашему, по-русски.
