На ее теле тоже начали проступать выпуклые перья с пушечным отливом, а глаза были уже не просто серебряными монетами — теперь в них читался ум хищной птицы. Некогда она серой вороной летала над северными полями сражений, опускалась на тех солдат, что умирали от ран, выклевывала из них души. Кельты называли отсеченные головы врагов Желудями Махи, но и понятия не имели, что ей наплевать как на их дань, так и на данайцев, ее подносящих, — ей нужны только кровь и души. В последний раз она видела у себя такие женские когти тысячу лет назад.
— Я по-прежнему не слышу, — пожаловалась сестра ее Немайн, оправляя иссиня-черные перья и шипя от наслаждения, когда острыми кинжалами когтей проводила себе по грудям.
У нее появились еще и клыки, что раздвигали теперь нежные черные губы. Ее работа была капать ядом на тех, кому суждено умереть. И не бывало воина яростнее, чем тот, кого коснулась капля яда Немайн, ибо ему нечего терять, он выходит на битву без страха, в таком неистовстве, что силою может помериться с десятерыми — и всех утащить с собою навстречу их року.
Бабд новообретенными когтями провела по стене стока, оставив в бетоне глубокие борозды.
— Обожаю. Я и забыла, что они у меня есть. Мы ведь запросто можем выйти, а? Хотите побыть Сверху? Я хочу побыть Сверху. Сегодня ночью мы все побудем Сверху. Вырвем Мясу ноги и станем смотреть, как он ползает в луже своей крови. Будет весело. — Бабд из них была крикуньей — говорили, что вопли ее на полях сражений обращают в бегство целые армии и солдаты сотнями шеренг умирают от страха. Она олицетворяла все яростное, неистовое и не очень сообразительное.
— Мясо не знает, — повторила Маха.
— Зачем нам терять преимущество и идти в атаку до срока?
— Потому что весело, — ответила Бабд.
— Сверху, а? Весело же? Я знаю, из его кишок можно сплести не корзинку, а шляпку.
Немайн брызнула ядом с когтей, и он зашипел, пенясь на бетоне.
— Надо сказать Орку. У него будет план.
— Насчет шляпки? — уточнила Бабд.
— Скажете, что придумала я. Шляпки он любит.
— Надо ему сказать, что Мясо не знает.
И троица дымом поползла по трубам к огромному кораблю — делиться новостями о том, что их новейший враг не знает, среди всего прочего, что он такое и что именно он навязал этому миру.
12
Книга мертвых в заливистом городе
Морских свинок Чарли назвал Пармезан и Романо (если короче — Парм и Роми), потому что, когда настало время крещения, ему случилось читать этикетку на соусе «Альфредо». Вот и все мысленные усилия — и хватит с этих поросят. На самом деле, Чарли даже подумал, что перестарался, если учесть, что когда он в тот день вернулся домой после великого сточно-шутейного фиаско, дочь его с немалым ликованием колотила по столику своего детского стула окоченелой свинкой.
Колотилкой выступал Романо — Чарли сумел его опознать, потому что сам капнул лаком для ногтей между крохотных ушек, чтобы отличать свина от его сотоварища. Пармезан, равно окоченелый, валялся в своем плексигласовом убежище. На самом донышке тренировочного колеса, если точнее. Смертельная была гонка.
— Миссис Лин! — позвал Чарли.
Он выковырял издохшего грызуна из хватки своей дорогой дочурки И бросил в ящик.
— Тут Владлена, мистер Ашер, — громыхнуло из ванной.
Нажали на слив, и миссис Корьева явилась в дверях, оправляя застежки на своем домашнем комбинезоне.
— Проститеся, у меня кака, как медведь. Софи в стульчике хорошо.
— Она играла с мертвой морской свинкой, миссис Корьева.
Та посмотрела на два свинячьих трупика на дне прозрачного ящика, пристукнула по нему, покачала хабитат взад-вперед.
— Они сплют.
— Они не спят, они сдохли.
— Хорошие были, когда я в ванну пошла. Играли, бегали по колесе, смеяли.
— Им не смешно. Они умерли. И одна была у Софи в руке. — Чарли присмотрелся к той свинке, из которой Софи делала отбивную.
Голова грызуна была подозрительно мокрой.
— Во рту. Она совала ее в рот. — Он оторвал от рулона на кухонной стойке бумажное полотенце и принялся вытирать Софи рот изнутри.
Та закурлыкала, стараясь съесть полотенце, — решила, что это такая игра.
— А где вообще миссис Лин?
— Ей надо лекарство с рецептой, я коротко смотрела Софи. И медвежатки счастливили, я в ванну ходила.
— Морские свинки, миссис Корьева, не медвежата. Сколько вы там просидели?
— Может, пять минуты. Я уже думала, кишка лопнула, так тужила.
— Аййииии, — раздался клич от дверей. То вернулась миссис Лин — и тут же заковыляла к Софи.
— Уже давно пора спай, — рявкнула она миссис Корьевой.
— Я сам ею займусь, — сказал Чарли.
— Присмотрите пока за ней, я только вынесу МОРСКИХ СВИНОК.
— Это он про медвежаток, — пояснила миссис Корьева.
— Я, мистер Ашер, выносяй, — сказала миссис Лин.
— Не проблема. Что делай?
— Сплют, — ответила миссис Корьева.
— Дамы, идите. Прошу вас. С кем-нибудь из вас увидимся утром.
— Моя очередь, — грустно вымолвила миссис Корьева.
— Меня в ссылку? Нет Софи для Владлены, да?
— Нет. Э-э, да. Все хорошо, миссис Корьева. До утра.
Миссис Лин тем временем трясла плексигласовый хабитат. Ну и здоровы же спать эти свиньи. Свинину она любила.
— Я берай, — сказала она.
Сунула ящик под мышку и попятилась к двери, маша на ходу рукой.
— Пока, Софи. По-ка.
— Пока, бубеле, — сказала миссис Корьева.
— Па-ка, — ответила Софи и младенчески помахала им в ответ.
— Ты когда успела этому «па-ка» научиться? — спросил Чарли у дочери.
— Ни на секунду тебя нельзя оставить.
Но оставил он ее на следующий же день, потому что отправился искать замену свинкам. На сей раз он подъехал к зоомагазину на грузовом фургоне.
Все мужество — если угодно, спесь, — что он собрал для нападения на гарпий в канализации, уже растаяло, и к ливнестокам он теперь и близко подойти боялся.
В зоомагазине он выбрал двух расписных черепах — где-то с крышку от майонезной банки. Еще он купил им большую тарелку в форме почки, где имелись собственный островок, пластмассовая пальма, какая-то водяная поросль и улитка. Последняя, надо полагать, — для поддержания черепашьей самооценки: «Это мы, что ли, медленные? Вы на этого парня гляньте».
А для поддержания улиточьего духа имелся камень. Все счастливы, если есть возможность поглядывать на кого-то сверху вниз. А также и снизу вверх, особенно если ни тех, кто внизу, ни тех, кто сверху, терпеть не можешь. Такова не только стратегия выживания бета-самцов, но и основа капитализма, демократии и большинства религий.
