Он закрыл глаза и попытался представить ее. Вот Майя приходит на кухню, берет ручку, пишет свое послание, а потом разбрасывает бусины и уходит. На ней по — прежнему красный комбинезон, он весь мокрый, с него капает вода… Ее глазницы пусты. Рыбы постарались, само собой.
Стоп!
Он открыл глаза, покачал головой и сделал глоток. Ее маленькое тельце, круглое лицо, грязный комбинезон… вот что он будет себе представлять.
Он осмотрел пол — нет ли следов. Нет, следов нет.
Это я сам написал письмо. И сам раскидал бусины.
Ведь так могло быть? Наверное, он просто сходит с ума. Но почему он ничего не помнит? У него потеря памяти?
Нет.
Он не помнил, как положил там бусины.
Наверное, этому есть другое объяснение. Этому должно быть какое — то другое объяснение!
Неси меня.
Андерс стукнул кулаком по столу:
— Покажись! Скажи что — нибудь! Прошу тебя, Майя, умоляю тебя!
Шутка это или все произошло на самом деле? Он никак не мог понять, он не знал, во что верить. Неужели Майя тут, в этом мире, и пытается связаться с ним?
Он положил руки на стол и несколько раз глубоко вздохнул. Потом кивнул.
Да. Это действительно так. Я знаю. Я верю!
Задумчиво кивая головой, Андерс выпил еще глоток вина и закурил сигарету. Теперь он чувствовал себя лучше. Буря за окном утихла.
Я думаю, ты есть.
И тут он почувствовал такую щемящую радость, что едва не заплакал.
Ты есть!
Андерс бросил сигарету в раковину, встал и закружился в неуклюжем танце, пока чуть не упал. Он закашлялся и сел. Но радость никуда не исчезла, она требовала какого — то выхода!
Не долго думая, он вытащил телефон и набрал номер Сесилии. Он вспомнил, что она, скорее всего, так и живет в квартире своих родителей в Упсале — после того как старики перебрались на виллу. У нее по — прежнему тот же самый номер, который он набирал, когда они еще были подростками и могли часами болтать друг с другом по телефону, скучая в ожидании встречи.
Прозвучали уже три гудка. Андерс прижал телефон к уху, посмотрел на часы и поморщился. Чуть больше четырех. О черт. Самое время звонить. Он глотнул из бутылки.
— Алло!
Это была Сесилия, ее голос звучал сонно, как того и следовало ожидать. Андерс быстро проглотил вино и с трудом выговорил:
— Привет. Это я. Андерс.
Сесилия помолчала несколько секунд.
— Я же просила не звонить мне в пьяном виде.
— Я не пьяный.
— Да что ты? А какой же ты тогда?
Андерс на секунду задумался. Ответ был прост.
— Я счастливый. И я хотел рассказать тебе, почему я счастливый.
Сесилия глубоко вздохнула. После того как они разошлись, он иногда звонил ей… но что он ей говорил? Обычно он звонил ей, основательно набравшись. Но вот счастливым он ей еще никогда не звонил.
— Ну, — сказала Сесилия, — и почему же ты счастлив?
В ее голосе не было слышно особого энтузиазма. Андерс глубоко вздохнул и сказал:
— Майя связалась со мной.
На другом конце провода повисло молчание. Наконец Сесилия выговорила:
— Что ты несешь?
Андерс рассказал, что случилось. Он промолчал про Элин и выпивку, сказав только, что он заснул, а проснувшись, обнаружил записку и бусины.
Наконец он закончил. Сесилия молчала. Андерс откашлялся и спросил:
— Ну что ты думаешь?
— Андерс. Послушай… У меня есть другой мужчина.
— Да?
— Так что… боюсь, я ничего не могу для тебя больше сделать.
— Но дело не в этом…
— Что тогда? Чего ты от меня хочешь?
— Сесилия, поверь мне. Это все правда.
— Что мне с тобой делать, господи?
Андерсу стало трудно дышать.
— Не знаю. Я… просто хотел тебе это рассказать.
— Андерс. Мы были вместе столько времени… теперь все кончилось. Но послушай: если тебе на самом деле нужна помощь, то я помогу тебе. Но только если тебе правда надо помочь. Не иначе. Ты понимаешь меня?
— Да, я понимаю. Но… но..
Андерс почувствовал, что не может вымолвить ни слова. Да, она сказала все, что хотела сказать, больше она ничего не скажет.
А что мне ей сказать?
Как бы он повел себя в такой ситуации? Поверил бы? Он не знал. Он судорожно закашлялся.
Сесилия подождала, пока он откашляется, затем сказала:
— Спокойной ночи, Андерс.
— Подожди! Скажи мне только, что значит одна фраза!
— Какая? Что именно?
— «Неси меня». Что это значит?
Сесилия громко вздохнула:
— Я не знаю, Андерс. Не знаю. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — пробормотал он. Подождав немного, он тихо выговорил: — Прости.
Но связь уже прервалась, и его последнего слова она не расслышала. Андерс аккуратно положил трубку и уперся лбом в стол.
У нее другой.
Только теперь он понял, что где — то в глубине души он еще надеялся на то, что когда — нибудь они снова будут вместе…
Другой. Он был там, он слушал их разговор? Нет. Там никого не было, Сесилия не стала бы разговаривать при постороннем.
Наверное, они пока не живут вместе.
Он тяжело ударился лбом об стол. Боль охватила голову, поднимаясь ото лба к затылку. Андерс встал, оглядел кухню и громко сказал:
— Тут только ты и я.
Он так устал, он не мог больше стоять на ногах.
Чувствуя, как от боли трещит голова, он прошел через гостиную в спальню. Не зажигая огня и не раздеваясь, он скользнул в постель Майи и накрылся ее одеялом.
Ну вот. Так.
В центре комнаты, мягко освещенном лунным светом через окно, стояла двуспальная кровать. Я могу пойти туда, если чего — то испугаюсь. Он закрыл глаза и за несколько секунд провалился в сон.
Находка на пляже
Когда в дверь постучали, Симон проспал едва ли пару часов. Дул сильный ветер, мешавший ему спать, — он непрерывно задувал в окно спальни. Тело было тяжелым и вялым, как будто Симон двигался под водой. Он едва выбрался из кровати, натянул на себя халат и пошлепал к дверям.
За дверью стоял Элоф Лундберг. Он, напротив, выглядел бодрым и свежим. Глаза блестели, кепка была задорно сдвинута на затылок. Элоф Лундберг внимательно оглядел Симона:
— Ты что, спишь?
— Нет, — сказал Симон и покрутил головой, — уже нет.
Он изучающе посмотрел на Элофа. Ему совершенно не хотелось говорить с ним. Тот почувствовал его настроение и поднял брови. Видно, и ему не особо хотелось говорить.
— Я хотел сказать тебе, что твоя лодка уплыла. Если тебе это интересно, конечно.
Симон вздохнул:
— Понятно. Спасибо тебе.
Элоф изумился. Ведь он пришел с лучшими намерениями. Он вполне был готов помочь, но Симон стоял в дверях, ему даже в голову не приходило пригласить Элофа на кофе или хоть что — то сказать ему в ответ. Тот в конце концов обиженно пробормотал:
