Должно быть, ее принесло ночью. Она пропала почти год назад.
Целый год?
Одна рука Сигрид была спокойно вытянута вдоль тела, можно было видеть белую ладонь. Симон посмотрел на пальцы. Вода двигалась, и казалось, что пальцы движутся тоже. Симон сделал шаг назад и все же не удержался. Чтобы не заглянуть ей в лицо.
Череп?
Он и представить себе не мог, что человек, который пробыл в воде год, еще имеет пальцы. В морской глубине столько голодных существ.
Нагнувшись, он посмотрел на труп. Вокруг него были какие — то пузыри.
Йоран.
Надо что — то делать. Ему надо бежать в поселок и рассказать все Йорану. Так он и сделал. Симон медленно начал отступать от медленно плывущего тела. Наконец он оказался на берегу и бросился домой. На бегу он несколько раз обернулся — посмотреть: вдруг она вылезла из воды и гонится за ним?
Йоран был дома и, к счастью, знал, что делать. Он позвонил и сообщил властям, прибыла спасательная служба. Молодой полицейский задал Симону несколько вопросов. Затем он спросил:
— У нее ведь был супруг?
— Да, — ответил Симон, бросив взгляд на Йорана.
Тот стоял, не поднимая глаз.
— Где он живет?
Симон махнул рукой в сторону Каттюддена и уже собрался было объяснить дорогу, как Йоран сказал:
— Я сам пойду. Мне надо сообщить ему, что случилось.
— Точно?
Йоран улыбнулся:
— Да.
Спасатели посмотрели на часы. У них явно были другие дела.
— Хорошо, — наконец решился один из них, — только подготовьте его. Все — таки, когда он ее увидит… И потом у нас к нему будет несколько вопросов.
— Он никуда не денется.
— Что вы имеете в виду?
— То же самое, что и вы.
Они посмотрели друг на друга и кивнули — два профессионала, понимающие друг друга с полуслова.
Спасатель показал в сторону моря:
— Она ведь не могла находиться в море целый год?
— Нет, — ответил Йоран, — это вряд ли.
Когда молодой человек вернулся на служебный катер, Йоран и Симон остались стоять на пристани и смотрели на спокойную воду. Несмотря на волну, которую поднял катер, вода была почти неподвижной и напоминала гигантское зеркало, отражавшее небо и скрывавшее какие — то собственные тайны.
— Там что — то происходит, — сказал Симон негромко.
— Что происходит? Где? Ты о чем?
— В море. С ним что — то не так.
Симон повернулся к нему, но Йоран продолжал смотреть на ребристую поверхность воды.
— Как это? — спросил он в недоумении.
Симон не мог найти слов, чтобы рассказать. И он только сказал:
— Оно меняется. Я чувствую, как оно становится хуже.
Одно незначительное событие
Наверное, все могло бы пойти по — другому, и история приобрела бы совсем другое продолжение, если бы не упал тот лист. Лист упал с высокого клена, который стоял в двадцати метрах от причала Симона. И вот как — то ранним утром Симон, сидя в кресле около своего причала, увидел его.
Поскольку была уже середина сентября и недавно прошли сильные дожди, листва с деревьев почти осыпалась. Осталось лишь несколько жухлых листочков, уныло висевших на ветках. Погода сегодня обещала быть спокойной, и сейчас отдельные листья неторопливо парили в воздухе, опускаясь на сухую землю.
Кто может сказать, как принимаются решения, как приходят чувства, как возникают идеи? Можно говорить о том, что вдохновение явилось как молния с ясного неба, но вполне может быть, что все было не так, что все случилось намного проще — просто с дерева сорвался одинокий лист и стал плавно опускаться на землю. И человек оказался в нужном месте и в нужный час.
Лист не заслуживает отдельного описания. Самый обычный осенний лист. По величине как кофейное блюдце, желтенький, с черными и темно — красными пятнами. Красивый, конечно, но совершенно обыкновенный. Лист скользил, скользил в воздухе и наконец упал на землю.
После того как Йоран отправился говорить с Хольгером, Симон долго стоял на причале и смотрел на воду. Он как будто старался что — то обнаружить, но самым неприятным было то, что он не знал, что надо высматривать.
Наконец созерцание морской глади ему надоело, и он решил пойти выпить кофе. Когда он шел по причалу, его руку что — то задело. Он остановился.
К его ладони прилип кленовый лист. Симон поднял глаза и посмотрел на кроны деревьев. Нет, больше листья не падали.
Он поднял руку и стал рассматривать листок, его прожилки. Ничего особенного, никаких сообщений, никакой информации. Обычный кленовый лист. Ветер стих, наступила тишина.
Мой листочек.
Внезапно Симон ощутил счастье. Оглянувшись вокруг, он почувствовал, что на глазах у него выступили слезы. Он испытывал неимоверную благодарность за то, что было. За то, что он мог ходить под осенними деревьями, за то, что вот этот листик упал ему на руку. Именно это говорил листок: ты существуешь. Это было каким — то чудом, откровением. Их пути пересеклись, и это наверняка что — то значило. Это не могло быть просто так. Конечно не могло.
Симону не хотелось идти к себе. Он повернулся и побежал к Анне — Грете.
Мир вокруг был так прекрасен!
Симон осторожно приоткрыл дверь ее дома. Анна — Грета была на кухне, она говорила по телефону. Симон стоял в коридоре, стараясь сберечь в душе ясное ощущение, что весь мир священен и каждый миг — это подарок. Скоро он увидит ее.
— Нет, — говорила Анна — Грета в трубку, — но мы просто обязаны обсудить это. Что — то изменилось, и мы не знаем, что именно. Понимаешь?
Симон нахмурился. Он не знал, с кем говорит Анна — Грета и что она имеет в виду, и потому он чувствовал себя так, как будто подслушивает. Он повернулся, чтобы закрыть дверь и таким образом заявить о своем присутствии, когда Анна — Грета сказал:
— Сигрид — это единственный случай, о котором я знаю, и я понятия не имею, что это значит.
Симон поколебался немного и наконец ухватился на дверную ручку. За секунду до того, как дверь заскрипела, он услышал слова Анны — Греты:
— Послезавтра?
Симон аккуратно закрыл за собой дверь и вошел, не стараясь остаться незамеченным. Он вошел в кухню как раз тогда, когда Анна — Грета говорила:
— Отлично! Договорились.
И она повесила трубку.
— Кто это? — спросил Симон.
— Элоф звонил, — ответила она спокойно. — Хочешь кофе?
Симон повертел лист между пальцами:
— О чем ты говорила?
Симон спросил так тихо, что она, может быть, не услышала. Анна — Грета встала из — за стола, взяла чашку и налила кофе. Он повертел лист в руках и спросил снова:
— О чем ты говорила?