Затвердив строчки, Роман соскочил с нар и подошел вплотную к стене камеры. Удивительная мысль пришла ему в голову. Должно быть, Анубис и не подозревает, что его свобода отречения… вполне возможно… явление не такое уж редкое, как сему богу представляется. Ни сном, ни духом не ведает, что так отрекаются не любя. Боясь и ненавидя. А может, все-таки ведает? Отчего он псиной воняет, откуда этот смрадный страх, смертельный, непобедимый, неистребимый? Ненависть страха к миру, ко всему на свете. Когда живешь не в мире, а в трупе мира, созданном собственным страхом. И вокруг видишь одни лишь трупы. Роман подумал, что и сам он… скорее всего… такой же отреченец… и от него тоже должно вонять. Страхом, склепом, адом.
Он покосился на Анубисову койку. «Убойная сила тайной доктрины, не правда ли милый?» – прошептал. Наставник молодежи мирно почивал, не ведая о том, что рядом назревает бунт.
Бунт начался с нарушения главной Анубисовой заповеди. Нет, конечно, колотиться черепом о стену Роман не стал, больно все-таки. Несильно стукнувшись лбом о преграду, он замер в позе человека-тарана. Постоял немного. Резвое воображение живо перепрыгнуло через стены ментовки и устремилось в голубые дали.
В тех краях цвели неколючие лазоревые розы, соперничающие в яркости окраски с пронзительно ясной далью неба.
Куда подевались стены темницы, Роман не заметил. Он и не помнил уже о них, вокруг были только озаренные утренним солнцем просторы, все пути-дороги открывались ему, звали наперебой.
Он открыл глаза. Ничего не изменилось – голубые дали по-прежнему стояли перед счастливым взором. И не было никаких преград, проблема застенка решилась сама собой, оставшись в воспоминаниях маленькой черной точкой. Свобода торжествовала. Он стоял в центре камеры и завороженно смотрел на открывшийся мир, зовущий к себе. «Да! Я иду к тебе, мир!» – прошептал Роман. Из глаз его потекли слезы счастья.
Боясь спугнуть удачу, страшась внезапного исчезновения нового мира, не веря самому себе, он поспешил вперед…
– Уй-й! – Схватился за голову, отлетев от стены, как мячик.
На лбу ощутительно быстро вспухала огромная шишка. Мозги ходили ходуном. Да, не ожидал он такого пинка от голубых далей, с виду совершенно невинных и безвредных. Как бы сотрясения мозга не вышло. Он добрался до койки и, невзирая на тварей, осторожно принял горизонтальное положение. Анубиса штурм стены не разбудил, выражать сочувствие и поправлять подушку под несчастной головой было некому. «Марго! Где же ты, мне так тебя не хватает!» Безмолвный крик о помощи разбивался о неприступные стены темницы. Откуда они взялись?! Ведь не было их! У, вражий заплот, погоди, разберемся еще с тобой. Вот только мозги перестанут трястись, тогда и поговорим по-мужски, на равных. Дуэль, так дуэль…
На обдумывании условий дуэли Романа сморил беспокойный сон…
Разбудил его внезапный лязг металла и яркий свет, острым ножом ударивший по глазам. Дверь камеры была распахнута, на пороге стоял доблестный страж, одетый в штатское.
– Кто тут есть Полоскин?
– Я, – отозвался Роман, щурясь спросонья.
– На выход.
– С вещами? – на всякий случай спросил задержанный.
– Личные взять, казенные оставить, – бодро ответил страж.
Брать оказалось нечего. Роман быстро причесался пятерней, застегнул воротничок и покинул приют арестантов, не оглянувшись в спешке на сокамерника.
– Ф-фу, ну и вонища, – сморщился его освободитель и брезгливо пригляделся к бывшему доценту, лежащему на койке с философски отсутствующим выражением лица. – Какой идиот опять этого кадавра сюда воткнул?! Дежурный!
Дверь с грохотом захлопнулась.
– Здесь, товарищ майор, – появился мент в форме. Это была та самая усатая физиономия, что ночью в окошке двери.
– Разберись с этим козлом вонючим, – майор указал рукой на камеру. – Чтоб духу его здесь больше не было.
– Так куда ж его, товарищ майор? Его сержант Анисимов на пятнадцать суток оформил…
– Вон! – рявкнул майор, сделав зверское лицо.
– Есть!
– Пошли, – кивнул майор Роману.
– Куда? – поинтересовался тот.
– На кудыкину гору.
Майор завернул в раскрытую дверь в конце коридора.
– Получи, Ковров. В целости и сохранности.
В комнате находился только один человек. Он сидел на стуле и изучал книжку карманного формата. Увидев вошедших, вскочил, натягивая на голову милицейскую кепку. К правому бедру его была прицеплена резиновая дубинка.
– Танд маш их баярлалаа, товарищ майор.
– Чего? – старший по званию широко распахнул удивленные глаза.
– Я хотел сказать, спасибо, – перевел младший. – Это я, Олег Семеныч, монгольский язык изучаю. Вот, – он показал книжку, – русско-монгольский разговорник.
– А-а. Ну, изучай, полиглот. Только не на службе, Ковров.
– Так точно. Разрешите идти?
– Иди. И этого забирай.
– Явцгаая, – сказал мент Роману, кивнув на выход.
– Что? – растерянно спросил тот.
– Пошли, говорю. Экий непонятливый. На свободу с чистой совестью.
Мент положил руку Роману на плечо и подтолкнул к двери.
19. Уложение о чести и достоинстве
В коридоре диалог принял более осмысленную направленность.
– Ну, здорово, – мент весело протянул руку ничего не понимающему Роману. – Ты, что ли, будешь моей сеструхи хахаль?
– Возможно, – осторожно ответил Роман, пожимая руку.
– А я Ковров, – жизнерадостно представился мент. – Иннокентий.
– Вы брат Марго? – догадался Роман.
– Наконец дошло.
– Марго знает, что я здесь? Это она вас прислала?
– Еще чего! – фыркнул Ковров. – Ритка не в курсе. Я и сам-то допер не сразу. Смотрю – имя вроде знакомое. Полночи вспоминал. А ты всегда паспорт с собой таскаешь?
– Нет, случайно прихватил, – солгал Роман, не став пускаться в длинные объяснения насчет маньяка и рискованной охоты, в которой запросто сам можешь оказаться трупом, так уж лучше быть трупом с паспортом, чем валяться в морге неопознанным телом. Личные проблемы на ментов возлагать необязательно.
– Считай, повезло. С кем разборка-то была?
– Какая разборка?
Ковров скривил недовольную физиономию.
– Слушай, я тебя из допра вытащил? Без меня ты бы тут еще двое суток загорал. Хотя бы просто ответить на мой вопрос ты можешь? Без финтов. Я этих невинных глаз уже знаешь сколько насмотрелся. По самое некуда. Самому себе даже верить перестал.
– Так вы про ту драку? А я в ней не участвовал. Я мимо шел. Случайно.
– Ага, и вырубили тебя случайно. И к помойке ты случайно зарулил. Понюхать цветочки.
– Нет, я хотел их остановить. Но их было слишком много, я перенапрягся.
– Слушай, у тебя все дома? – спросил мент. – Или ты супермен? Хлипковат ты, братец, для рукопашной с двумя десятками.
