Оставалось только надеяться, что в поселении такие не водятся.
Ограда из сосновых кольев была крепкой — самый настоящий форт; впрочем, колья не заостренные, без фанатизма.
Он поправил рюкзак, куда уместились палатка, спальник и все необходимое, и двинулся вдоль ограды в поисках ворот.
Нашел почти сразу — к воротам вела широкая гусеничная колея. След смазанный, разбитый, скорее всего за трактором на волокуше тащили бревна. Неподалеку он видел лесопилку.
Ни свалки, ни даже кучи мусора с внешней стороны ограды он не заметил. Хороший знак.
Ворота были распахнуты — чуть поодаль обнаружились и трактор, и рассыпанные бревна. Два деловитых человека в брезентовых куртках и сапогах стаскивали их в штабель.
Он сказал:
— Эй!
Они аккуратно положили бревно на землю и обернулись одновременно. Одинаково крепкие, обветренные, со светлыми глазами на кирпично-красных лицах. Потом они одновременно улыбнулись.
— Ты что, с материнки? — спросил один, который был чуть постарше.
— Ну как бы… да.
— Пешком? — спросил младший и хихикнул.
— Промахнулись, как всегда. — Он поддернул лямку рюкзака. — Пришлось вот идти.
— Лесом?
— Да, лесом. А начальство тут у вас какое-нибудь есть?
Они одновременно кивнули. Такие Труляля и Траляля. Ни в повадке их, ни в интонациях не чувствовалось никакой фальши.
— Захар на карьер уехал, — сказал старший, — там крепь обвалилась. Да нет, все в порядке, никто не пострадал. Но мороки много. Мы тут, видишь, строимся сейчас. Птицеферма, оранжерея… мастерские. Вон там, видишь? Там будет школа. И больница. — Он держался с достоинством человека, который не имеет причин заискивать перед пришельцем. — Хлебопекарня… — Труляля явно не нуждался в одобрении, ему просто нравилось перечислять — мол, вон сколько всего сделано.
И поскольку похвала лишней не бывает, он сказал:
— Угу. Здо́рово.
— Ты бы, друг, устроился пока. — Старший спохватился, что расхвастался и позабыл о правилах гостеприимства. — Вот там клуб, видишь? — Он указал подбородком на длинное двухэтажное строение, приземистое и добротное. С самого начала строили его с таким расчетом, чтобы надолго, подумал он.
— Спасибо.
Клуб, надо же…
— Ты все ж кто, инспектор? — крикнул Труляля ему в спину. А может, это был Траляля…
Он оглянулся:
— Да.
Но они уже вернулись к своим бревнам.
К клубу недавно пристроили веранду (стружки еще валялись повсюду, завитые, точно локоны красавицы) — судя по размеру, будущий танцпол. Свежеструганные светлые доски приятно пахли, он вообще любил резкий, свежий запах дерева. Но сейчас веранда была пуста. Вообще, народу, если не считать Труляля и Траляля, он не видел. Все заняты делом? Или, напротив, сидят по домам и не делают ничего?
Свет с сырого неба лился серый, тусклый, перила почти не отбрасывали тени. В просторном зале было еще темнее, хотя у них наверняка есть солнечные батареи и все эти ионные лампы… к тому же, кажется, ветровая электростанция — он видел ветряки у кромки воды… Видно, кому-то просто нравилось сумерничать.
На стенах резные деревянные панно, сработанные неуклюже, но старательно: трогательная попытка украсить суровый быт чужого мира.
В зале в дождливые дни тоже наверняка устраивали танцы, дело молодое, но сейчас тут была просто столовая — массивные, зато удобные скамьи, скатертей на столах нет, ну и не надо; дерево столешницы мягко блестит, отражая льющийся из окон тихий свет.
К столовой примыкает наверняка такая же просторная кухня; оттуда доносились приятные запахи и звяканье посуды.
Он откашлялся и постучал костяшками пальцев о косяк; звук получился неубедительный — дерево слишком сырое. Тем не менее из кухни выглянула крупная русоволосая женщина со скуластым, чуть сонным лицом. Не его тип.
— Гость, — сказала она, — надо же! Я вас в окно видела. Да вы садитесь.
Он отодвинул тяжелую скамью и сел. Столешница вся в мелких царапинах, словно по ней скребли жесткой мочалкой. Так оно и было, наверное.
— У нас давно не было гостей, — женщина чуть пожала круглыми плечами, — года три. Нет, меньше, вру — экспедиторы приезжали, когда перебрасывали технику. Помогали налаживать. А как вас зовут, гость?
— Ремус, — он привстал и слегка поклонился, — Павел Ремус. А вас?
— Ханна. — Она коротко кивнула, словно подтверждая.
Ну да, фамилий тут нет. Зачем фамилии?
— Так вас всегда звали? — спросил он зачем-то.
— Нет.
Голос чуть напрягся, подбородок чуть выпятился. Есть прошлое, которое хочет забыть? С другой стороны, здесь многие так.
— Будете есть? Или подождете, пока все соберутся? — Она вновь расслабилась, посмотрела на него с умеренным любопытством. Здесь ее территория, она — королева супов и каш, владычица еды, а он — пришелец, бродяга. Никто.
— Я голоден вообще-то, — честно сказал он.
— Ох! — она улыбнулась бегло и виновато. — Извините.
И торопливо исчезла в огромной кухне — он слышал, как мягкие подошвы шаркают по половицам, — потом вернулась с дымящейся миской. Миску она держала в больших ладонях, словно та не была горячей. Потом вновь убежала и вернулась с нарезанной горкой теплого ржаного хлеба.
— Спасибо. — Он придвинул миску. — Посидите со мной, Ханна.
Она уселась напротив — не слишком близко и не слишком далеко.
Он зачерпнул варево. Капуста, крупа, грибы. Грибницу всегда возят с материнки, она быстро разрастается. Вообще, вкусно.
Ханна сидела, поставив локти на стол и обхватив плечи руками. Она смотрела в окно — чуть тяжеловатый лоб, чуть коротковатый нос, круглый подбородок на фоне серого светящегося неба.
— Вы тут всегда работаете, в столовой?
— Нет, что вы! — удивилась она. — Мы дежурим. Просто эта неделя — моя. Холостяки предпочитают здесь столоваться. Иначе так и будут лопать всухомятку.
— Везет им. Вы хорошо готовите.
— Спасибо. А вы правда инспектор?
— Правда. — Он поскреб ложкой дно и вытащил последнюю порцию грибных ломтиков.
— Вам, наверное, к Захару.
— Да, к Захару. Но он в каменоломне. Пускай придет пообедает… отдохнет. Мне не к спеху. Послушайте, а добавки можно?
— Да, — обрадовалась она, — да, конечно! — Она забрала миску и вышла, чтобы заменить ее полной. — Может, хотите отдохнуть? — Теперь она стояла, вежливо ожидая, пока он начнет есть и ей можно будет вернуться к плите. — Там, наверху.
— А что там?
— Комнаты для холостяков. Ну и так, на всякий случай — кто-то поссорится с женой, или вот когда экспедиторы приезжали…
