— О! — он отклонился к спинке стула от неожиданности. — Неумеренный аппетит, — качнул головой.
— Так и я непростой товар. И потом, что не сделаешь для друга?
Леонид в раздумьях оглядел каждую деталь пустого зала ресторана и нехотя ответил:
— Я должен подумать.
— Не тяните. А то я могу передумать.
— Нет, — но в глазах появилось сомнение.
— Да. Сдам вас и получу всеобщее благоволение, охота сменится премированием и повышением.
— В виде пулевого отверстия естественного происхождения? — усмехнулся он.
— Не факт, и вы это понимаете. К тому же я в сомнениях: стоит ли принимать ваше предложение. Оно напоминает мне игру в русскую рулетку.
— Ты и так с пулей в голове ходишь.
— Она мне нравится, — улыбнулась игриво.
— Хорошо, я думаю о цене, ты ведешь себя тихо, докладываешь, что посчитаешь нужным. Через четыре дня, если сходимся в цене, улетаем, и там, на месте, ты получишь четкие данные по сути дела, документы.
Интересно, Галина в курсе, кто он? Знала бы, при ее идейности сдала бы. Значит, не знает. Что ж, ей глаза открывать я точно не буду.
— Как вести себя с Галей?
— Естественно. Я не враг вам… Зоя. Она, тем более.
— Мерси, барин! — брякнула лбом о столешницу.
Сергеев улыбнулся одними губами:
— Только сильно не капризничайте и не выказывайте ваш характер, а то я действительно передумаю… Всего доброго, — встал, вложив в книжечку меню деньги за обед. — Если хотите, закажите еще что-нибудь, здесь достаточно. И совет: прогуляйтесь, развейтесь. Городок тихий, вам пойдет на пользу прогулка и знакомство с его достопримечательностями.
Пошел к выходу и притормозил, чтобы шепнуть мне в ухо:
— Мне нравится ваша выдержка. Умение проигрывать и просчитывать варианты наперед — редкое качество для женщины.
Я оскалилась, имитируя улыбку. Его проняло, отпрянул и поспешил на выход.
Дурачок, я не проиграла, а ты уже да. С чего ты взял, что я буду тебе помогать? Главное, что ты поможешь мне, остальное не в счет.
И заказала крепкий коктейль: нужно помянуть старую жизнь и благословить новую. А кто, кроме меня, это сделает?
Глава 14
В обед Валя еще колебалась, в четыре уже склонялась повторить свидание, а в шесть, прогулявшись с работы на метро мимо рекламных щитов распродаж в снимаемую на окраине столице конуру, решилась. Мысль о встрече с Бройславом вызывала в ней дрожь ужаса, но мысль остаться в коммуналке еще на пятилетку — убивала.
За все нужно платить. Лучше чуть потерпеть, хоть и интенсивно и весь спектр неприятностей — от боли до унижения, чем терпеть тоже самое, но долго и нудно, — убедила себя девушка, медленно натягивая новое белье, более дешевое, но вполне красивое. В зеркале отразилась ее хмурая физиономия, испятнанная шея, грудь. Ласки в Бройславе столько же, сколько нежности и доброты в Макрухине. Тоже гад редкостный, но один хоть щедро платит за свои буйные фантазии, а тот и не думает поблажки какой малой сделать или несчастный рубль к зарплате прибавить. Попользует, как вещь, и "кофе принеси"!
Нет, решено, она идет к Энеску и, если надо, придет еще завтра и послезавтра. А потом покупает квартиру, посылает шефа в дальний путь, высказав все, что о нем думает.
Ради такого удовольствия стоит немного потерпеть.
Прощальный концерт "гуляй душа!", — решила я и, прихватив бутылку текилы в ресторане, пошла с экскурсией по городу. Достопримечательный он — не город, а гнездовье. Голубиные стаи на площади у маленькой речушки, вороньи на рынке, гусиные в переходах, птиц додо на скамейках сквера, в парке.
Я села на лавку и, обхватив рукой колено, попивала из бутылки жгучей гадости, поглядывая на всевозможные стайки. Малышня, визжа, рвалась к каруселям, юнцы тусовались в беседках и на лавках, сужая круг оккупации у древней танцплощадки. Старшее поколение разбилось на алконавтов и мемуарщиков и заняло позиции согласно рангу: первые в кустах, вторые за шахматными столиками.
Прозит! — отсалютовала особо ретивому Казанове паталогоанатомического возраста, что усиленно строил мне глазки, недвусмысленно поглядывая на молодое тело, проглядывающее в прорехи брюк.
Детей — цветы жизни я терплю, а вот гербарий терпеть не могу. Есть в засушенном букете какая-то щемящая тоска безысходности, с намеком на безвозвратность.
Ко мне почти под бок хлопнулось два юных гладиолуса — волосы, как шпили нераспустившихся бутонов, а глазки, как их пестики — с намеком к оплодотворению.
— Скучаешь? — улыбнулся один, слева. Я изучающе прищурилась на глупую в своей самоуверенности физиономию, хлебнула текилы и покосилась на того, кто справа. Этот поумней — рожи не корчит, в самца на выгуле не играет. Взгляд спокойный, лицо приятное, манеры вольные, но не похабные.
— Леша, — представился чинно.
— Марлен Дитрих, — кивнула.
— Я Денис, — пихнул меня его друг. Локоть под ребра — уникальный прием знакомства. Мне еще такую галантность испытывать на себе не приходилось, и я, сладко улыбнувшись юной икебане, опустила бутылку на его самое доверчивое место. — Будешь?
Парень охнул и свернулся, смешно хватая ртом воздух.
— Ой! — будто испугалась я. И пожала плечами. — Прости, я не знала, что ты не любишь текилу.
— Дура, — прошипел он.
— А я и не скрываю.
— Леха, пошли отсюда, ну, ее, припадочную. Блин, кастратом сделала! — с трудом поднявшись, как-то очень неприлично скованно зашаркал ногами прочь мой юный знакомый.
Леха не пошевелился — взглядом проводил дружка и уставился на меня.
— На Марлен ты не похожа. Та ведьма — ведьмой, а ты красивая, обалдеть можно.
Балдей, — согласилась легко и предложила на брудершафт отпить из горла.
— Крепкая, блин, — поморщился, утирая губы.
— В том и изюм.
— Да? — прикинул, оценил и тут же предложил. — Сгоняем еще?
— Ага. Ты гонишь, я ноги берегу.
— Понял, — поднялся. — Только не уходи, ладно?
— Ты мне понравился, — заверила. Еще пара глотков, минут десять, и я с такой же легкостью признаюсь ему в любви. Или этому, идущему мимо с болонкой на поводке. Что собака, что хозяин — смерть парикмахеру. А вот еще дивный экземпляр — мачо эксклюзивно- провинциального розлива, вальяжно переставлял свои ножки-спички в аляпистых брюках и небрежно обнимал девчонку лет пятнадцати. Его глазки-бусинки то и дело оценивали проходящие мимо женские тела, губы кривились то в улыбке, то в презрительной усмешке, веко то и дело дергалось, натренированное сверх меры практикой подмигивания. Самэц!
Взгляд скользнул по мне, задержался на достоинствах фигуры и уже просканировал.
