– Конечно, это не наше дело, но жить и знать, что мир устроен совсем не так, как его представляешь, противно. Поэтому я, например, хочу понять, что это за явление такое.
Колька пропустил мимо ушей психологическую подоплеку и понял только, что один из солдат согласен идти с ним, поэтому перевел взгляд на другого.
– Дяденька, пожалуйста…
Наклонившись к Андрею, Виктор прошептал:
– Ты хоть понимаешь, во что мы ввязываемся?
– Пока нет, но хочу понять. Если это столь мощная, неизвестная человеку сила, то мы просто обязаны с ней познакомиться. Мы ж не сделали этим существам ничего плохого, кроме того, что пели не те песни, которые им нравятся.
– А не боишься? Помнишь, что та «сила» способна творить?
– Помню и боюсь, но мы выжили, значит, нам не суждено от нее погибнуть. Ты представляешь, этот пацан идет с ней биться, а мы поедем трескать перловку, заниматься тактикой и учить матчасть хреновины, которая, оказывается, не страшнее детского пугача!..
Пока они беседовали, Колька забрал у Андрея череп, вновь «упаковал» его и терпеливо ждал, когда «добрые солдаты» окончательно договорятся.
– Хорошо, – сказал, наконец, Виктор, хотя сама затея ему совсем не нравилась – неужели нельзя спокойно дожить оставшийся месяц и вернуться к привычной жизни… к любимой Ленке, в конце концов!..* * *
Дорога сворачивала к кладбищу, но Колька повел их напрямик. Лес, из которого ребята только что благополучно выбрались, встретил их неодобрительным шелестом листьев – вроде, поступали они не по правилам. Но Колька шел уверенно, потому что не единожды проделанный маршрут хорошо отложился в памяти. Андрей же постоянно озирался, на всякий случай, запоминая ориентиры – то куст с покрасневшими до времени листьями; то кривую березу, а правее – три осины, росшие из одного корня… Таких примечательных объектов набиралось слишком много, и он уже боялся запутаться, в каком порядке они следуют друг за другом, когда Колька остановился.
– Вон, – он указал на пригорок меж двух толстых стволов.
– И что? – не понял Виктор.
– Блиндаж.
Обойдя холм, они обнаружили наполовину обвалившийся ход в темноту, и рядом перекопанную кучу темно-серого песка, из которой торчала большая кость.
– Я нашел его здесь, – Колька кивнул на свои раскопки, и тут все трое поняли, что даже не представляют, как поступить дальше. Достаточно ли просто положить череп на место и уйти или необходимо совершить ритуал? Например, произнести молитву? А, может, какое заклинание? Но они не знали, ни того, ни другого… Или надо дождаться этих … (как их назвать?..) и вернуть вещь лично? Это было бы самое неприятное.
Виктор растерянно огляделся, но никаких признаков сверхъестественного не обнаружил. Обычный лес. Он даже показался почему-то более прозрачным и веселым, чем тот где они проходили вчера. Колька положил череп рядом с торчащей костью и наклонившись, аккуратно присыпал его песком.
– И все? – Виктор, с одной стороны, испытывал облегчение от окончания миссии; с другой, разочарование, потому что все их жуткие приключения вновь отошли в область фантазий и галлюцинаций. Оказывается, ничего особенного с ними и не происходило, кроме страха перед собственным одиночеством.
Виктору никто не ответил – ни лес, продолжавший шептать что-то невнятное миллионами листьев; ни Колька, испуганно водивший глазами в ожидании, то ли обещанной кары, то ли прощения; ни, тем более, Андрей, который подошел к входу в блиндаж и осторожно раздвинул гигантские листья папоротника. Достал зажигалку и сунув руку в темноту, чиркнул кремнем.
В следующее мгновение, будто какая-то сила втащила его внутрь. Виктор даже не успел опомниться, как ажурный папоротниковый занавес снова закрылся. Ни ужасных звуков, ни каких-либо других внешних проявлений не последовало. Могло показаться, что Андрей вошел сам, подгоняемый любопытством, но внутренне Виктор ощутил, что там что-то происходит, что-то противостоящее человеческой природе – не сам и не просто так Андрей резко, чуть не падая, впрыгнул в темноту.
Несмотря на вернувшийся страх, Виктор вдруг понял, что ему тоже придется войти туда . Он всегда считал, что чувство самопожертвования, определяемое принципом «сам погибай, а товарища выручай», если и существовало когда-то, то со сменой моральных и идеологических ценностей, ушло в небытие, сменившись более естественным лозунгом – «каждый за себя»; оно сохранялось лишь стереотипом для пишущих и снимающих о войне или «трудовом героизме советского народа». А оказывается, нет! Оказывается, чувство стаи, в которой ценен каждый зуб и каждый коготь, заложено в человеке генетически, еще с животных времен. Только ситуация для его проявления должна возникнуть соответствующая…
Мысли концентрировались в его голове, пытаясь оправдать совершенно абсурдное, но непреодолимое желание все-таки войти в блиндаж. А противостоял ему всего лишь один идиотский постулат, на котором почему-то воспитывают детей всех поколений: «…А если он прыгнет с седьмого этажа? Ты тоже будешь прыгать?…» А ведь еще можно успеть помочь, если вовремя прыгнуть следом…
Заметив первое неуверенное движение Виктора, Колька вцепился в его руку.
– Дяденька солдат, не надо, пожалуйста! А вдруг…
– Не бойся, – Виктор высвободил руку и оглядевшись, решил, что снаружи ничего страшного произойти не может – все неизведанное, если оно действительно существует, сосредоточено в «черной дыре», и надо постараться сделать так, чтоб больше оно никогда не вылезло оттуда. Шагнул к блиндажу и осторожно раздвинул листья. Колька больше ни о чем не просил, поняв, что отговорить солдата все равно не удастся – он исчезнет, как и тот, первый, вновь оставив его одного со страхами и висящей на волоске жизнью. А Виктор в этот момент жалел о потерянной еще в лагере зажигалке – хотя, может, и лучше не видеть заранее того, что тебя ожидает.
Непроглядная тьма показалась ему входом в иной мир. Здесь не должно было быть, ни пола, ни потолка – делаешь шаг и проваливаешься в другое измерение… Прислушался. Ни звука, будто Андрей уже исчез и только ждал, пока Виктор последует за ним. Правда, еще можно сделать шаг назад, и тогда листья навсегда скроют бездонную, потустороннюю вечность…
Если б Виктор оглянулся на такой знакомый до боли мир, то, может быть, так и поступил, но он заставил себя не оборачиваться. Сделал шаг, потом второй. Тьма и тишина, словно укутали его в кокон. Вытянул руки, пытаясь нащупать стены, но помещение оказалось для этого слишком просторным. Присел на корточки, пробуя пол – обычная сухая, хорошо утоптанная земля. Ощупывая ее ладонями, он двинулся вперед тем странным шагом, который на школьных уроках физкультуры почему-то называли «гусиным». Делать это в сапогах было крайне неудобно, но должен же он чувствовать хоть какую-то грань?..
