– Отлично, Глебчик, у тебя стопроцентное зрение. Это дерево – волосок, который ты мне приволок, но увеличенный в пятьсот тысяч раз. Обрати внимание на его цвет.
Глеб снова прижался веком к окуляру. Затем констатировал:
– Он разноцветный. Полосатый. Тут два… нет, три цвета.
– Верно, – кивнул Бриль. – Это называется тикинг.
– Как?
– Тикинг. Зонарное окрашивание волоска.
Глеб выпрямился и посмотрел на приятеля.
– И что это значит?
– Во-первых, шерстинка принадлежит зверю. И совсем не в человечьем обличье.
Глеб криво усмехнулся:
– Спасибо, что пояснил, а то я уже приготовился охотиться на оборотня.
– Единственные оборотни, которые существуют в нашей стране, Глебушка, это оборотни в погонах. Итак, я продолжаю. Во-первых, шерстинка – звериная. Во-вторых, зверь этот – домашний. Ну, а в-третьих, это… – Бриль замолчал и лукаво прищурился. – Слушай, а может, сам догадаешься? Ты же у нас эрудит.
– Если бы речь шла о противоборстве французской и итальянской школ фехтования или о композиционных новшествах кватроченто – пожалуйста. Но из домашних зверей я знаю только кошек, собак и хомяков.
– Этого вполне достаточно, поскольку шерстинка принадлежит кошке. Тикированная шерсть характерна для абиссинских, сомалийских и сингапурских кошек. Иногда она встречается и у ориенталов, но редко. Сомалийская кошка – длинношерстная, а этот волос принадлежит короткошерстной. Остаются абиссинская и сингапурская.
– А можно поточнее? – попросил Глеб.
– Ну… – Осип наморщил лоб. – Судя по окрасу тикинговых колечек, это на девяносто процентов абиссинка.
Глеб посмотрел на друга восхищенными глазами и проговорил насмешливо:
– И откуда ты все знаешь?
– Книжки люблю читать. Попробуй как-нибудь на досуге, увлекательное занятие. Хотя… кажется, ты у нас не читатель, ты – писатель. Тебе достаточно информации или провести тщательный анализ и рассказать, что эта кошка ела, где жила и как часто занималась сексом?
– Главное выяснить – с кем, – ухмыльнулся Глеб.
– Вот об этом я тебе рассказать не смогу. Профессиональная этика, знаешь.
Приятели поухмылялись. Глеб взял чашку, залпом допил кофе и поднялся с дивана.
– Уже уходишь? – удивился Осип.
– Да, есть неотложное дело.
– Что, даже по вискарику не вдарим?
Глеб качнул головой:
– Нет. Я пытаюсь завязать.
Биолог удрученно покачал головой:
– Еще одним собутыльником станет меньше. Куда катится этот мир?
Человек в сером пальто взглянул на свое отражение в вагонном окне. Оттуда, из грохочущей подземной тьмы, на него посмотрело худое, морщинистое лицо. На вид – совершенно обычное. Ни одной выразительной черты, ничего, что может привлечь внимание прохожих.
Он перевел взгляд на газету, которую держал в руках. В мире бушевал кризис, и зима старалась соответствовать общему упадническому настроению, выжимая из шкалы термометра весь «минус», на какой она была способна. Завтра обещали минус двадцать пять. Что же, холод так холод. Он ничем не хуже жары.
Человек в сером пальто прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он почувствовал запахи пота, дермантина, влажного металла и чужого дыхания. Запах машины и запах людей, объединенные в дикое, почти непереносимое сочетание, словно вагон был гигантским разумным биомеханоидом, сошедшим со страниц фантастической книги.
Он открыл глаза, положил газету на сиденье, сунул руку в сумку, стоявшую у него на коленях, и достал пол-литровую бутылку «Кока-колы». Бутылка была наполовину пуста, и, отвинтив крышку, человек в сером пальто в два глотка допил ее содержимое.
Он опустил бутылку и вспомнил, что эта была последняя. Следующую он купит не раньше чем через двадцать минут. Ничего, двадцать минут – это не двадцать лет, можно и потерпеть.
Человек в сером пальто снова прикрыл морщинистые веки. Ему припомнился разговор, произошедший около недели назад. Это был его первый день, и, по неопытности, он на каждом шагу совершал ошибки. По счастью, маленькие и вполне простительные. Бутылка «Кока-колы» сразу привлекла его внимание, поскольку стояла в ряду прохладительных напитков на самом видном месте. Он указал на нее продавцу и спросил:
– Как это называется?
– Это? – Продавец, молодой, но уже лысоватый парень, глянул на бутылку и ответил: – Кола.
– Она сладкая?
– Не то слово!
– Можно мне попробовать?
– Конечно, отец! – Парень взял бутылку и протянул ему. – Наслаждайся!
Он взял бутылку и пристально посмотрел на продавца.
– Почему ты назвал меня отцом?
Парень занервничал под его взглядом.
– Не знаю, само вырвалось, – проговорил он виноватым голосом. – Из-за твоего возраста, наверное.
– Из-за возраста? – Он поднял руку и потрогал лицо. Кожа была сухая, он ощутил кончиками пальцев глубокие морщины.
– Значит, я старый?
Продавец заволновался сильнее.
– Э-э… Нет, конечно. – Он выдавил улыбку и доброжелательно обронил: – Забудь, брат.
Тогда он спросил прямо:
– Сколько мне, по-твоему, лет?
– Ну… Лет пятьдесят?.. Сорок пять?
Он молчал, пристально глядя на продавца и пытаясь поглубже проникнуть в его незатейливые мысли. Тот совершенно смутился.
– Прости, брат, – пролепетал он. – Я плохо определяю возраст.
Пару секунд продавец молчал, а затем вдруг взял с полки еще одну бутылку колы и протянул ему:
– Держи еще! Обе – за мой счет. Подарок фирмы!
Вспомнив этот разговор, человек в сером пальто усмехнулся. Подарок пришелся весьма кстати, поскольку в тот момент у него еще не было денег. Да он и не думал о деньгах, поскольку успел от них совершенно отвыкнуть за двадцать с лишним лет.
Но в этом мире нельзя было прожить без денег. Мир быстро ему об этом напомнил.
Мимо пронесся встречный поезд, вагонное стекло завибрировало под напором воздуха. Человек в сером пальто снова открыл глаза и огляделся. Вагон был заполнен народом наполовину. Одни дремали, как он, другие что-то читали. И те и другие выглядели мертвецами. По сути, они и были живыми мертвецами, запаянными в дребезжащий гроб вагона.
От мысли о том, что он находится под землей, ему стало немного не по себе. Он покинул царство мертвых не затем, чтобы возвращаться туда, пусть даже в таком, утрированном и гротескном виде. Ведь он держал путь к жизни. К свету. К свободе.
Поезд замедлил скорость, вынырнул из тьмы на светлый перрон и вскоре остановился.
«Станция «Пролетарская»! – объявил безликий женский голос. – Следующая станция «Волгоградский проспект»!»
Он закрыл глаза, чтобы не видеть выходящих и входящих людей. Двери захлопнулись, и поезд снова стал набирать скорость.
