– Парень поднял п-поднос и говорит: «Траектория движения подноса, умноженная на центробежную силу…»
– Посмотри на его правую руку! – взволнованно проговорил Алексей. – Видишь?
Правая рука Евгения покоилась на столе. А его указательный палец тихонько поглаживал полировку столешницы. Ничего подозрительного Вера не увидела.
– Ну и что? – нахмурила она лоб.
Тенишев, не сводя с экрана взволнованного взгляда, спросил:
– Что он, по-твоему, делает?
– Царапает ногтем стол. Я тоже так делаю, когда о чем-нибудь размышляю.
Алексей закатил глаза:
– Боже, за что ты сделал женщин такими ненаблюдательными?
– Да что такое-то? – возмутилась Вера. – О чем ты говоришь?
Тенишев посмотрел на Веру снисходительно.
– Твой Осадчий не просто водит пальцем по столу. Он что-то чертит. И я, кажется, знаю, что именно.
– И что?
Алексей усмехнулся и сказал:
– Буквы.
Он поднялся с дивана.
– Ты куда? – взволнованно спросила Вера.
– Возьму листок бумаги и карандаш.
– Удивительно… – выдохнула Вера, глядя на лист, на котором теперь были начерчены буквы. – Откуда парень узнал, что я догадаюсь?
– Он не знал, – возразил Алексей. – Он просто верил и надеялся.
Вера снова взглянула на записанное карандашом слово и озадаченно нахмурилась.
– Одно непонятно, – пробормотала она. – Если ему нужна помощь, почему он просто об этом не попросил? Зачем понадобилось чертить на столе слово «помогите»?
– Значит, не мог, – резонно заявил Алексей и, сделав большой глоток из бутылки, откинулся на спинку дивана. – Слушай, Арнгольц, что за дела творятся в вашей клинике? Один пациент прикончил врача, другой тайно просит тебя о помощи.
Вера уставилась на мужа оторопело. Пробормотала:
– Меня?
Тенишев хмыкнул:
– Ну не меня же! Он ведь с тобой беседовал. Кстати, что ты намерена делать? – полюбопытствовал Алексей.
Вера пожала плечами:
– Пока не знаю. Для начала нужно еще раз с ним поговорить.
– А тебе за него по шее не надают? Ты, кажется, говорила, что он того… неприкасаемый.
– Неприкасаемый, – согласилась Вера. – И по шее надают. Но что-то ведь надо делать?
Алексей покачал головой и сказал со вздохом:
– Ох, Арнгольц, попрут тебя с работы. Как пить дать, попрут. И пойдем мы с тобой скитаться по миру с котомкой в руках.
Вера обняла мужа.
– А ты у меня на что? – весело спросила она. – Продадим одну из твоих картин и купим виллу на Багамах. Ты будешь ловить акул и продавать туристам их зубы. А я стану варить суп из их плавников. Лет тридцать протянем.
Веру вдруг захлестнула огромная волна нежности к мужу. Она крепко прижалась к нему и страстно поцеловала в губы. Тенишев слегка опешил. Затем усмехнулся и спросил дрогнувшим от возбуждения голосом:
– Это прелюдия?
– Это финальный аккорд, – Вера убрала руки с его плеч. – Леш, я устала, как собака.
– Ах ты, моя болоночка… Хочешь, я уложу тебя в постельку?
Вера взглянула на мужа лукаво:
– И не будешь приставать?
Он отрицательно покачал головой:
– Нет. Я же не зверь.
Вера улыбнулась:
– Ну, тогда проводи меня.
Проходя мимо комнаты Ольги, Вера подумала, что давно не говорила с сестрой по душам. А та в последнее время чересчур налегает на «Мартини». Ясное дело: поставила на себе крест. Нужно убедить ее, что еще не все потеряно. Профессор Сафонов уверен, что двигательные способности могут восстановиться. Но, чтобы добиться улучшения, необходимо работать. Надо дружить с тренажерами, а не со стаканом и бутылкой.
Вера всю жизнь считала старшую сестру сильной. И теперь ей больно было видеть, как Ольга пускает свою жизнь псу под хвост. И с Лешкой они все время ссорятся. Вот чего, спрашивается, не поделили? Следует обязательно поговорить с Лешкой. Он мужчина, к тому же здоров, поэтому должен быть сдержанным. А там и Ольга образумится. Поймет, что источник ее злости в ней самой. А когда поймет, сможет победить.
Ничего-ничего, все еще наладится…
В ту ночь Вера спала крепко и спокойно, и кошмары не мучили ее.
На следующий день Шевердук, едва поздоровавшись с Верой, тут же взял ее в оборот.
– Вера Сергеевна, – проговорил он, как-то странно отводя глаза, – вам придется взвалить на свои плечи еще двух пациентов. После гибели Астахова они остались беспризорными.
Вера опешила.
– Погодите-погодите… – она тряхнула волосами, как пловец, выбравшийся из воды на сушу. – Значит ли это, что я получу допуск в лабораторию?
Иван Федорович отрицательно покачал головой:
– Нет, не значит. Мера вынужденная. Количество пациентов в клинике осталось прежним, но после смерти Тимура Альбертовича у нас не хватает врачей.
– Так… – покачала головой Вера. – Ясно, я по-прежнему чужая на празднике жизни. Тогда, может быть, вы просто введете меня в курс исследований? Чтобы у меня было время подготовиться. Прочитать отчеты, просмотреть кое-какую литературу.
– В этом нет никакой необходимости, – отчеканил Шевердук. И, по-прежнему не глядя Вере в глаза, неуклюже сменил тему: – Идемте, я познакомлю вас с вашими новыми пациентами.
Шагая с ней рядом по коридору, он говорил:
– Сегодня вы просто познакомитесь с ними. Не пытайтесь с ходу проанализировать их поведение и не делайте далеко идущих выводов. Просто слушайте, наблюдайте, запоминайте.
– Какие у них диагнозы?
– У первого… его фамилия Мусоров… маниакальный психоз. Ему грозило пожизненное заключение, но вместо тюрьмы он попал к нам. Крайне неприятный и опасный тип.
– Что он натворил?
– Насиловал и убивал школьниц. Следствию удалось доказать три факта изнасилования и убийства. Сколько жертв было на самом деле, никто не знает.
Вера нахмурилась.
– Давно он в клинике?
– Полгода. Его лечили по обычному курсу… Галоперидол, трифтазин. Одно время наблюдалась рецессия, но сейчас его состояние снова ухудшилось. Вчера его выписали из «надзорки».
– Буйствовал?
Шевердук кивнул:
– Да. У этого типа слишком много тестостерона в крови. Купировать возбуждение не помогает даже бром.
– Что ему сейчас дают?
– Респолепт. Плучек вообще считал, что Мусоров здоров, и предлагал провести полное психическое переосвидетельствование.
– Он хотел, чтобы Мусоров вернулся в тюрьму?
Иван Федорович усмехнулся:
– Он хотел, чтобы Мусорова удавили в камере.
В палате, кроме Мусорова, находился охранник – здоровенный, широкоплечий парень с лицом, испещренным шрамами. Вера узнала его – именно он вытащил тело Астахова из палаты Часовщика. Кажется, его зовут Виктор. Завидев Веру, охранник вежливо кивнул. А Мусоров, сидящий на стуле, поднял голову и с любопытством на нее взглянул.