закричал в ответ:
— С новосельем! Живем!
— Живем! С новсосельем! — сосед отхлебнул, и пошел к следующей двери.
— Он еще ходить может? — спросила жена, когда Фирсон вернулся в комнату.
— Кое-как, — ответил Фирсон, — но еще два этажа обойдет. Но я тут подумал, знаешь, стол и все такое — это конечно круто. Но время почти двенадцать. Ночь уже!
— И что? — спросила жена с невинным видом.
— И то! Мы пока не проверили, как тут устроена кровать! — он поцеловал ее в губы, на этот раз. — Только я схожу, покурю.
— Сходишь? — жена удивленно приподняла бровь.
— Схожу. Тут теперь так все… Так красиво, чисто! Я тут курить не буду, — он встал и чуть пошатнулся. — Пойду на крыльцо. Буду учиться жить красиво!
Очень давно он приехал на зов огней большого города, что бы сделать карьеру и прославиться. С гитарой в руках, на сцене дешевого клуба, он начал свой путь из грязи на вершину мира. Но так и застрял на первом шаге — в грязи. Этот дом станет вторым шагом, и теперь пора привыкать к повадкам богачей. Например, не курить в детской. А потом… Кто знает, может он снова возьмет в руки гитару!
Фирсон вышел на улицу. У него не было часов, но они были в доме, и он знал, что до полуночи осталась минута, не больше. Праздник в доме походил на Новый Год, и казалось, что в полночь начнется волшебство. Это странное чувство он потерял уже очень давно — если оно вообще было. Но дом стал чудом, на самом деле. Столько лет они боялись в него войти! Столько времени потеряли зря.
Дом за спиной выдохнул. Странный звук, как будто пар выпустили из большой трубы. Фирсон вздрогнул, отбросил окурок. Повадки богачей уже берут верх! Он бросил на землю то, что еще можно было бы докурить. Фирсон открыл дверь. Дом молчал. Никто не кричал, никто не пел похабные песни. Праздник закончился, как только один день сменился другим.
В коридоре чего-то не хватало, и когда волны коньяка в голове чуть расступилась, Фирсон понял, чего. Полосы крови и кровавых отпечатков на стене. И тела, которое празднующие новоселье так и не убрали со ступенек. Его встречал чистый коридор. И чистые двери, не испачканные криво написанными именами. Он вошел в свою квартиру.
— А вот я и дома! — крикнул он, и не получил ответа.
— Ты где? — снова крикнул он.
В спальне, конечно, с дочерью! Наверное, та опять проснулась. Фирсон открыл дверь. Его жена тут, с дочерью — убеждал он самого себя. А что в доме полная тишина, так это просто совпадение. Иначе и быть не может, его жена тут, с дочерью! Он включил свет и посмотрел на пустую кровать.
Фирсон закричал.
И никто не слышал его в доме после полуночи.
***
Среди разрухи дом стоял и ждал чего-то. И ждать оставалось уже не долго. В доме не было выбитых окон, и коридоры не были испачканы кровью. Уже нет. Сетка забора блестела на Солнце, надписи на табличках запугивали рассказами про сигнализацию. Толпа всегда действует как дикий зверь, как единое целое, и нужен только тот, кто укажет ей цель.
Толпа текла к дому, и старик с помятой тростью шел впереди.
— Не боись, народ, я тут уже ночевал! Места хватит всем! — кричал старик, и толпа отвечала радостным воем.
Металлическая сетка не может удержать серьезный штурм, и в прошлый раз ворота сразу упали на землю. Но сегодня грязный, даже по местным понятиям, человек вышел навстречу толпе и молча встал на ее пути. Толпа остановилась.
Тот, кто когда-то называл его именем Фирсон, мог бы его узнать. Но люди в трущобах меняются быстро, приходят и уходят, строят хижины и умирают. Никто не помнит их долго. И если двадцать семь семей решили однажды исчезнуть, то это значит лишь, что еще двадцать семь семей смогли занять их дома. Только бородатый старик мог бы узнать его, если бы захотел, а больше никто не помнил имя местного дурочка.
— Стойте! — кричал дурачок, которого раньше назвали Фирсоном. — Вам туда нельзя!
Сдавленные смешки пронесли над толпой. Все знали эту шутку, но пока сдерживались.
— О, великий пророк, — старик поклонился ему. — Поведай нам, почему же нельзя входить в этот дом?
— Он проклят! Вы там исчезните! Это пришельцы, пришельцы! Они там всех воруют! — Фирсон сорвал голос и закашлялся. Он начал плакать, а толпа — хохотать. Вот она, местная шутка! Во дает дурачок — дом проклят пришельцами!
— Пришельцы? Ух ты! А может демоны? — спросил старик.
И дурачок согласился — может и демоны! Но в дом нельзя входить.
— Ладно, хорош! Пошли заселяться! Места хватит всем! — закричал старик, и толпа снова потекла вперед. Толпа всегда остается толпой. Новые люди, новые лица, и только старик с помятой тростью всегда один и тот же. Он всегда приводит сюда толпу и всегда говорит: «Места хватит всем!». Фирсон шагнул к старику, схватил его, и крики толпы скрыли тихий звук, который знают все жители трущоб. Звук, который издает человек, когда удар ножа прерывает его вдох.
Люди шли к дому. Никто не смотрел на труп очередного местного дурочка, убитого в случайной поножовщине. Всем плевать и на него, и на его слова. Сегодня дом принимает своих гостей. Его двери не заперты. Слабые погибнут, поливая его пол своей кровью. Сильные займут квартиры и проживут в них до самой полуночи, а завтра их никто не станет искать. Люди в трущобах приходят и уходят, так было всегда и всегда будет.
— Места всем хватит! — кричит старик, и закрывает дверь за спиной последнего, кто пришел искать новое жилье.
Дом соберет самых сильных, тех, кто выживет в драке. Дом голоден, он долго ждал. И теперь его время снова пришло.
