и мне. Странно, этот факт я хорошо запомнил, а вот рисунок отпечатался в памяти мутным пятном. Я заглянул в телефон, ещё раз осматривая картинку, будто ожидая, что она исчезла и оттуда. Но нет, уродец был на месте, кривое солнышко на стене. Я бросил телефон на стол экраном вниз. Время на созерцание сего творения у меня ещё будет.
Тони вытащил из сэндвича лист салата, традиционно отложил его в сторону, и только после этого взялся за еду.
– Если честно, – сказал Тони, откусывая кусок сэндвича, – я только однажды на серийного убийцу охотился, и то я тогда был вторым помощником следователя, – моё дело было приносить отчеты коронера и кофе начальству. Я ни черта не понимаю во всей этих психологических портретах и разновидностях жертвоприношений. На Дистанс-сити совсем не похоже?
– Нет, конечно, нет. “М” был ярко выраженным “спасителем”, якобы творил добро, очищал расу человеческую. Здесь же я вижу некую традицию, порядок, обряд. Убийца, скорее всего, страдает от шизофрении и галлюцинаций, но он не дезорганизован, несмотря на психическую нестабильность. – Я отхлебнул горячего дрянного кофе, сделал финальную затяжку затухающей сигаретой, и почувствовал себя профессором в университете. После недолгой паузы я продолжил, – Я всё же не понимаю смысл рисунка, ведь он потратил кучу времени, чтобы воссоздать его со всей тщательностью и не хотел, чтобы его творение нашли, спрятав за старым шкафом. Почему было не стереть картину?
– Рисунок слишком важен для него. – Ответил Тони.
– В точку. – Кивнул я, туша сигарету в пепельницу и шумно выдыхая дым. – У него рука не поднялась. Для него это, как сорвать икону. Что бы его поймать, нужно понять значение этой маски.
Тони задумчиво откинулся на спинку дивана, сжимая чашку кофе в ладонях.
– Я сейчас всё равно ничего не соображаю. – Заявил он.
– Угу. – Солидарно покивал я. Мозг уверенно упирался под действием утренней неги, предпочитая медитативный процесс разглядывания кофейной мути на дне белой чашки.
– Может быть и месть. – Рассуждал Тони. – Ведь привезли его ещё живого.
– А лицо зачем срезать?
– Скрыть его личность? – Он пожал плечами, понимая, что догадка глупая.
– А пришивать обратно?
Он помолчал, дожевывая сэндвич, потом промокнул салфеткой губы, и в глазах его появилась решимость.
– В общем, план такой, – заявил он, – готовим сегодня рапорт, сдаем его и не перетруждаемся. Скинем всё на наркоманов, и будем надеяться, что других убийств не последует. Если повезет, – ещё один висяк в архиве. Дело закрыто! Ты сам сказал, что он, возможно, приезжий, вот на этом и остановимся.
– Пока не установят личность, нет смысла планы строить. Тем более Шеф с нас теперь не слезет.
– И то верно. – Тони тоже закурил, откинувшись на спинку дивана. – Не слезет…
За толстым стеклом поливал дождь, мокрый и блестящий асфальт отражал простенькую вывеску кафетерия, а само стекло отражало только мою небритую рожу. Я перевел взгляд на своё отражение, вглядываясь в очертания лица, покрытого светящимися ручейками ночного дождя, Игра света и тени сделали меня незнакомцем, – глаза спрятались в густой тьме, белые губы казались приоткрытыми, обнажая чернеющий провал рта, лицо казалось мертвецки бледным, чужим, страшным. Словно кожаная маска поверх черепа.
Лицо становилось всё страшнее и иллюзорнее, размываясь под моим немигающим взглядом, и теперь я видел лишь белесое полотно с черными дырами под бровями и рваным отвисшим ртом. Я еле заметно вздрогнул от вибрации телефона в кармане куртки, и видение тут же исчезло, смытое дождём.
Я посмотрел на часы, – без десяти шесть.
– Шеф проснулся. – Предположил я, доставая телефон.
Так и было.
– Что у тебя, Влад? – Без предисловий и приветствий босс приступил к делу.
– Ритуальное убийство, парню срезали лицо и пришили обратно хм… вывернутым. – Кратко отчитался я.
Со стороны, наверное, казалось, что я рассказываю плохой анекдот.
– В смысле, вывернутым? – Спросил Шеф. – Это что за слово такое?
– Эмм.… В смысле, лицо содрали, перевернули плотью вверх и пришили обратно. – Как смог, объяснил я, косясь на официантку, опасаясь, что она может услышать часть разговора.
– Черт возьми… – Шеф ничего не понял, но многозначительно помолчал, отхлебывая что-то по ту сторону трубки. Я тут же представил его в трусах и майке алкоголичке, на тесной кухне и с чашкой “Cамый лучший в мире босс”. – Наркотики? – Спросил он.
– Пока не ясно. – Честно ответил я.
– Зацепки есть?
– Не особо.
– Через полчаса в отделении. – Шеф положил трубку.
Я засунул телефон обратно в куртку.
– Допиваем и едем, через полчаса он будет там. – Сказал я, глотая остывающий кофе.
Тони махнул зомби рукой, призывая нести счет.
Рассчитавшись, и уже собираясь вставать, я напоследок ещё раз взглянул в окно. Дождь не переставал, стеной заслоняя безликий серый рассвет от моего взора, а я пытался увидеть проблеск света где-то вдалеке, но видел лишь собственные глаза в отражении стекла.
Участок ещё спал.
Гордо раскинув в стороны ионические массивные колонны, он располагался на круглой площади, зажатый между банком и офисным зданием. Несмотря на то, что участок был старой постройки, его облагородили и реконструировали год назад, чтобы он тоже блестел гладкими панорамными окнами, не отставая по презентабельности от соседей. Он был построен в стиле брутализма, – тяжелый, неприступный и прямой, как бункер, футуристический как киберпанк из фильмов 80-х. Со стороны он напоминал мне здание музея, который зачем-то решили осовременить. Мне же узорчатые кованые фрамуги до перестройки нравились больше. Внутри же, участок остался таким же, как и годы назад, жестким, мрачноватым, но правильным, как Клинт Иствуд.
Пустая парковка, тусклые огни дежурных окон, массивные входные двери с пилястрами, пустой коридор с заспанным офицером за стойкой, каменная лестница с железными перилами, и наш офис, высокие потолки которого тонули в утреннем полумраке. Лишь в кабинете шефа уже горел свет и раздавался его голос.
В главном зале всегда было мрачновато, по-домашнему, если можно так выразиться. На обстановку не могли повлиять ни длинные светодиодные лампы, чей белый свет лишь рассеивался где-то под потолком, ни старинные медные фонари овальной формы, с дырками по бокам, которые почему-то решили не менять, видимо для антуража. Хотя последнего как раз хватало, – выход в левое крыло обрамляли
