В казино она произвела настоящий фурор.
— Вряд ли вашей графине удастся ее перещеголять, — шепнул мистер Кин на ухо мистеру Саттертуэйту.
Тот кивнул. Ему было любопытно посмотреть, как поведет себя графиня.
Она явилась поздно. Пока она равнодушно шествовала к одному из центральных столов, по залу пробежал шепот.
Она была вся в белом — такие белые марокеновые[10] платья строгого покроя шьют обычно девицам на первый выход в свет. На восхитительно белой шее и руках не было ни единого украшения.
— Что ж, неглупо, — с невольным уважением произнес мистер Саттертуэйт. Она отказывается от соперничества — и тем самым как бы поднимается над своей соперницей.
Вскоре он и сам подошел к тому же столу в центре зала. Время от времени он развлечения ради делал ставки — иногда выигрывал, но чаще все же проигрывал.
Без конца выпадала третья дюжина — то 31, то 34. Все лихорадочно принялись ставить на последние номера.
Улыбаясь, мистер Саттертуэйт сделал последнюю на сегодня ставку — максимум на 5.
Графиня, в свою очередь, наклонилась над столом и поставила максимум на 6.
— Faites vos jeux! — хрипло выкрикивал крупье. — Rien ne va plus. Plus rien.[11]
Весело подпрыгивая, шарик побежал по кругу. «Каждый из нас играет сейчас в свою игру, — мелькнуло у мистера Саттертуэйта. — Для одних это муки надежды и отчаяния, для других — пустое развлечение. Одних одолевает скука, другие замерли между жизнью и смертью».
— Стоп!
Крупье склонился над рулеткой.
— Numero cinque, rouge, impair et manque.[12]
Мистер Саттертуэйт выиграл!
Крупье сгреб лопаточкой ставки и пододвинул их к мистеру Саттертуэйту. Мистер Саттертуэйт протянул руку за выигрышем. Графиня тоже. Крупье перевел взгляд с одного на другую.
— A Madame,[13] — объявил он.
Графиня забрала деньги — мистер Саттертуэйт как джентльмен отступил. Графиня пристально посмотрела на него, он ответил тем же. Двое-трое из стоящих рядом пытались указать крупье на ошибку, но тот лишь нетерпеливо отмахнулся: решение принято, разговор окончен. И хриплый голос опять пронзительно выкрикивал;
— Fakes vos jeux, Messieurs et Mesdames.[14] Мистер Саттертуэйт разыскал мистера Кина. Несмотря на проявленную выдержку, в душе он кипел от возмущения.
Мистер Кин выслушал его сочувственно.
— Да, неприятно, — сказал он. — Но такое случается иногда… Кстати, попозже мы договорились встретиться с вашим другом Франклином Руджем. Я решил дать сегодня небольшой ужин.
Все трое встретились в полночь, и мистер Кин изложил свой план.
— Организуем так называемый «ужин-сюрприз», — объяснил он. — Мы договариваемся о месте встречи, потом расходимся в разные стороны, и каждый должен пригласить на ужин первого, кто ему встретится.
Франклин Рудж был в восторге.
— А если он не согласится?
— Призовите на помощь все свое красноречие.
— Ясно. Где встречаемся?
— Тут неподалеку есть одно кафе, называется «Le Caveau».[15] Обстановка там непринужденная, так что можно приглашать кого угодно.
Он объяснил, как туда пройти, и все трое направились в разные стороны. Мистеру Саттертуэйту повезло: он наткнулся на Элизабет Мартин и тотчас же ее ангажировал. Вскоре они разыскали кафе под названием «Le Caveau» и спустились в небольшой подвальчик, где уже стоял накрытый на шестерых стол и горели свечи в старомодных подсвечниках.
— Мы первые, — объявил мистер Саттертуэйт. — А вот и Франклин… — и осекся.
Франклин вел графиню. Создалась несколько щекотливая ситуация. Элизабет явно не мешало быть полюбезнее. Графиня, однако, как дама светская, держалась безупречно.
Последним прибыл мистер Кин, в сопровождении низенького темноволосого человечка в приличном костюме, лицо которого показалось мистеру Саттертуэйту знакомым. Через минуту он узнал: это был тот самый крупье, что допустил сегодня вечером такую непростительную оплошность.
— Позвольте познакомить вас, мосье Пьер Воше, — обратился мистер Кин к компании.
Человечек как будто смутился, но мистер Кин совершил церемонию представления легко и спокойно. Ужин оказался отменным, к нему подали превосходное вино, и атмосфера за столом постепенно становилась менее натянутой. Графиня в основном молчала, Элизабет тоже, зато не умолкая говорил Франклин Рудж. Он рассказал уже множество историй — правда, скорее поучительных, чем забавных. Мистер Кин прилежно наполнял бокалы.
— Вот я вам сейчас расскажу совершенно правдивую историю о человеке, который сумел добиться в жизни успеха, — важно произнес Франклин Рудж.
Для выходца из страны, в которой действовал сухой закон,[16] он был не так уж слаб по части шампанского.
Правдивая история изобиловала множеством ненужных подробностей и оказалась, как и большинство правдивых историй, гораздо скучнее любого вымысла.
Едва он закончил, дремавший напротив Пьер Воше, который также успел воздать должное шампанскому, встрепенулся и придвинулся ближе к столу.
— Я тоже хочу рассказать вам одну историю, — заплетающимся языком проговорил он. — Но только это будет история о человеке, который не добился в жизни успеха. Наоборот, он катился вниз. И это тоже — совершенно правдивая история.
— Так расскажите ее, мосье, — вежливо попросил мистер Саттертуэйт.
Пьер Воше откинулся в кресле и возвел глаза к потолку.
— История эта начинается в Париже. Там проживал один человек, ювелир. Был он тогда молод, беззаботен и трудолюбив. Ему прочили неплохое будущее. Уже готовилась для него подходящая партия: и невеста как будто не уродина, и приданое за ней приличное. И что вы думаете? Однажды утром он встречает девушку — этакое жалкое, несчастное создание. Уж не знаю, чем она его взяла. Может, конечно, красотой — трудно сказать: слишком ее шатало от голода. Но, как бы то ни было, наш герой был не в силах противостоять ее чарам. О, не подумайте, она была вполне добродетельна, вот только никак не могла найти работу! Во всяком случае, так она ему сказала, а уж правда это или ложь никому не известно.
Неожиданно из полутьмы раздался голос графини:
— Почему это должно быть ложью? Таких несчастных везде сколько угодно.
— Так вот, молодой человек, как я уже сказал, ей поверил — и женился на ней. Уж поистине, глупее ничего нельзя было придумать! Его родные не пожелали с ним после этого знаться, так как этим поступком он выказал свое к ним неуважение. Однако, женившись на… Жанне — назовем ее так, — он совершил акт милосердия. Он так ей и сказал. Ему казалось, что она должна быть ему благодарна — ведь он стольким для нее пожертвовал!
