Чтобы не существовать только на скромную пенсию, Григорий Александрович, нередко проводил то, что называл «наработкой экспериментальной базы по наработке практического материала по индивидуальному манипулированию сознанием».
Профессор в общении был необычайно интересным человеком. Сколько всего он рассказывал такого, да так убедительно, что некоторые, не знавшие его, поначалу даже начинали верить. Да и как не верить убеленному сединами шестидесятитрехлетнему мужчине, который без тени иронии рассказывает о том, какими неординарными событиями была наполнена его жизнь! Вот и сейчас, сидя за столиком в летнем кафе с новым знакомым, пареньком из провинции, приехавшим в Москву в надежде познакомится со знаменитостями, втрое моложе профессора, потягивая коньяк из фужера, Григорий рассказывает истории из своей жизни:
— Мы были простые ребята, вместе росли во дворе, вместе дрались, вместе начали курить и выпивать, вместе портили девок. Вместе поступили в институт и вместе вылетели оттуда за лоботрясничество в армию, вместе в ней отслужили. А сейчас мои друзья – один в аппарате Президента, другой – советник Председателя Правительства, третий – генерал ФСБ. Да и я …
— Что – вы? – с интересом спрашивает провинциал Сергей, с интересом ловящий каждое слово человека, сумевшего самому сделать себя в жизни.
— Полковник ФСБ, – говорит Григорий Александрович и допивает коньяк. Потом обращается к собеседнику: – Сереж, купи еще немного.
Парень, хотя у него и плохо с деньгами, бежит к стойке и вскоре возвращается с фужером, в котором двести граммов коньяка и маленькой тарелочкой с порезанным лимоном. Ведь не каждый день подворачивается честь угостить такого человека. Григорий залпом выпивает коньяк, нюхает дольку лимона, затем пристально смотрит на Сергея и говорит:
— Вообще‑то я генерал. Но об этом нельзя говорить!
— Почему?
— Потому что звание мне присвоено закрытым приказом. Но тут очень запутанная история, такую без бутылки не расскажешь…
Паренек на этот раз уже внимательно считает деньги в карманах, затем бежит не к стойке, а в соседний магазин, откуда приносит поллитровую бутылку самого дешевого коньяка.
— Вот и правильно! – одобряет Григорий Александрович. – Нечего этим барыгам лишнее платить!
И выпив еще полный фужер коньяка, который заедает маленькой долькой лимона, придвинувшись к Сергею, дыша на него перегаром, спрашивает:
— Ты знаешь, кто такой Барак Обама?
— Знаю, конечно. Президент Америки.
— А слышал, что он на наши спецслужбы работает?
— Слышал, но это глупость, наверное…
— Да нет, не глупость. Я сам его и завербовал и за это получил закрытым Указом звание генерала.
— А как это было?
— Да просто. Сидели вот так, как с тобой, он тогда еще никаким президентом не был, выпивали. А когда выпили побольше, то я ему говорю: «Барак, оставь мне автограф на память», и сую ему бумажку. Он, ничего не подозревая, подписывается. А это не просто бумажка – а подписка о сотрудничестве с нашими органами безопасности! Ему позор, а мне звание генерала, но тайно, правда.
— Так ведь это недействительно…
— Действительно или нет, а он меня до сих пор помнит. Вот увидишь его – попроси для интереса показать записную книжку с русским алфавитом, в которой он русских записывает. Так там Гриша, то есть я – на самом почетном месте. Только почему‑то зараза на букву «Х» записал – прибавил какой‑то эпитет к моему имени.
Григорий допивает коньяк и заливисто смеется. Видя, что деньги у провинциала закончились, говорит:
— Хороший ты парень, интересно с тобой поговорить, но меня ждут дела государственной важности.
И, покачиваясь, идет домой.
… Таких «экспериментов» за месяц Григорий Александрович проводил более десятка, благо Москва большой город, где можно найти наивных людей. Чтобы не чувствовать, что он банально ищет, как выпить и пожрать на халяву, профессор детально записывал беседы и свои выводы. Но ему претило такое времяпровождение, хотелось чего‑то большего. И как раз, когда его мысли об этом стали совсем горькими, на его мобильный позвонила Зоя Георгиевна.
— Григорий Александрович?
— Да.
— Это Зоя Георгиевна, помните меня?
Еще бы не помнить! Когда‑то она была его студенткой, у них даже был короткий, но бурный роман, а потом, много лет спустя, став заместителем министра, она посодействовала его увольнению из вуза… Вот уж кого он точно не ожидал услышать! Но вслух проникновенно сказал:
— Конечно, Зая. Разве я могу тебя забыть?
— Ты еще помнишь это глупое прозвище? – засмеялась чиновница, но голос ее из официального сразу стал игривым.
— Я помню все, что связано с тобой, — тихо произнес Григорий.
— Так обиделся, что вылетел с работы, что не можешь простить?
— Нет, так благодарен за чудесные мгновения прошлого…
— Да ну тебя. Ты, наверное, на мне свои дурацкие методики апробируешь! – голос Зои опять стал серьезным. – А у меня серьезный разговор и предложение работы. Через два часа тебя заберет машина и отвезет на переговоры в …, впрочем, неважно куда. Здесь мы проведем переговоры.
— Ты меня похищаешь? – засмеялся Григорий Александрович, который, несмотря на сильное опьянение, владел собой и говорил, просчитывая, что при его словах подумает собеседник.
— А хоть бы и так! – Зоя Георгиевна опять приобрела игривое настроение. – Хочу предложить тебе очень интересную работу. Завтра в десять утра встреча. Ночь тебе придется провести в дороге, но оно того стоит!
— Верю тебе, Зая, — сказал профессор, которого в Москве абсолютно ничего не держало. С женой он развелся много лет назад, кстати, опять же из‑за Зои Георгиевны; детей у него не было.
— Ну, вот и отлично. Диктуй адрес, куда прислать машину.
И заместитель министра достала из сумочки блокнот с ручкой и начала писать.
Владычица Лузервиля
Город, в котором находился интернат, назывался Лузервиль[1]. Столь громким названием он обязан своему бывшему мэру – Александру Григорьевичу Семихвостову, который сумел в одном лице объединить официальную и криминальную власть, и безраздельно правил здесь с 1993 по 1998 год. Александр был помешан на фильмах Аль Пачино, особенно ему нравился дон Корлеоне. Он даже заставлял, чтобы его звали дон Санчо, что особенно забавно выглядело, пока он был мэром. Так вот этого дона Санчо, когда он стал официальным главой города, стало очень напрягать его название. А имя город имел еще то!
Раньше это было село Большое Скотинкино, затем в 1950 году оно превратилось в город Бериевск, но уже через несколько лет после расстрела Берии, было решено вернуть прежнее название. Поскольку же село стало городом, то его назвали Большескотининск. Став мэром, дон Санчо всерьез взялся за переименование города. Причем, ему хотелось, чтобы название было звучным и на иностранный манер. Один из его знакомых на волне полной перемен российской жизни 1990–х попал на работу в администрацию Президента России. Он не особо любил Александра, и решил над ним посмеяться. Им было предложено назвать город «Лузервиль», причем всячески говорилось, что это очень круто, такой город приобретет мировую известность, и была обещана самая высокая поддержка в переименовании.
