Другой, проводивший дымящимся взглядом вышедшую Викторию, сделал шаг назад.
Очевидно, не совсем дураки, подумал Ник, прикладывая палец к щеке.
Может, их можно будет пристроить к делу.
— Так что подобного рода вакансии для вас нет, — сказал он с легким сожалением и сочувствием. — Ни платной, ни волонтерской. — Он помолчал, вытащил что-то, застрявшее между клыком и малым коренным зубом, рассмотрел — кусочек мяса, что ли? — и отщелкнул прочь. Потом снова улыбнулся им той же леденящей улыбкой. — Так чем же вы можете быть мне полезны?
— Паша! — зашептал Сергей. Хорошая доза грога его согрела так, что снова заработали конечности и губы. — Смотри: кроме Санты и его жены, тут ни одного взрослого вампира. Только эти жуткие детишки. Взрослые куда подевались?
Виктория им показала мастерские и спальни, а сейчас вела в конюшни, зазывно виляя бархатной красной задницей. Паша слишком отвлекся на это зрелище, и тревоги Сергея сейчас его не интересовали.
— Потому что только у нас хватило ума догадаться что и как, — прошептал он.
Виктория повернулась, улыбнулась ему острозубой улыбкой.
И все мысли у Паши в голове растаяли, когда вслед за ней они с Сергеем вошли в самую теплую часть замка. Сергей чуть не заплакал от радости, ощутив жар. Но Виктория, к его отчаянию, останавливаться здесь не стала, а повела его и Пашу через конюшни с гигантскими, пустыми и чистейшими стойлами, вывела наружу, на необъятное ледяное поле.
— Вот они, — показала она рукой вдаль.
Ее гости, жмясь друг к другу под пронзительным ветром, прищурились, всматриваясь.
— Олени, — пробормотал Паша скучающим голосом. Сергей ничего не сказал — если открыть рот для речи, зубы болят от холода.
Но скука у Паши длилась недолго. Даже с такого расстояния в этих оленях можно было разглядеть нечто совершенно своеобразное, не свойственное никаким оленям или лосям, и почти сразу Сергей и Паша поняли, в чем дело. Вот только что они щурились вдаль, где по замороженному пастбищу бродило стадо, и вдруг все животные оказались прямо перед ними, до ужаса огромные, потрясая рогами, фыркая и копытя землю, будто рвались в путь.
— Бог ты мой! Они и вправду летают? — спросил Паша у Виктории.
— Летают.
— Как так?
— С помощью науки. У Ника самый невероятный отдел НИОКР в мире. — Она слегка подхихикнула: — В буквальном смысле в мире. Вам еще предстоит увидеть Рудольфа.
— Рудольф на самом деле существует?
— И еще как.
— И у него красный нос?
Поднялись опущенные ресницы, и Паша увидел восхитительно злобную искру в кобальтовых глазах, и еще в них было заигрывание, вызов.
— Да, но Ник пытается это исправить. При его выведении была допущена ошибка.
— Ошибка? Но ведь всем так нравится красный нос Рудольфа!
— Он бы не был так популярен, — мурлыкнула она, — если бы знали, откуда такой цвет. И сколько он пьет.
Паша не сразу сообразил, а потом расхохотался. Замерзший Сергей попытался было подхватить, но тут же закрыл рот, чтобы не простудить миндалины.
Она имела в виду кровь.
Рудольф-Красноносый-Олень потому и был такой красноносый, что пил кровь.
— Ты хочешь сказать, что Рудольф — олень-вампир?
— Прототип, — прошептала она. — Бесценный прототип. Повторить успех Нику не удалось ни разу. И вы ему об этом не напоминайте. Он от таких напоминаний нервничает. А нам ведь не надо, мальчики, чтобы Санта-Клаус нервничал? Вы согласны?
— Согласны! — ответил Паша с горячностью. Сергей себе представил нервного Санта-Клауса и передернулся.
— Пошли, пошли, — поторопила их Виктория. — Покажу вам ваши комнаты.
— Как раз есть у меня для вас работа.
Такими словами встретил их Николай, когда они вошли в комнату с мебелью красного плюша. Санта-Клаус стоял посреди помещения, господствуя над ним и над всем, что в нем. — Как вы смотрите на перспективу поездить со мной в мои рождественские поездки? В качестве телохранителей?
— Класс!
Паша заставил себя перевести взгляд с жены на мужа.
Сергей испытал такое облегчение, что даже ему показалось, будто он согрелся. Он был убежден, что их ждет гибель, судьба тех взрослых вампиров, которых он здесь не видел.
— Знаете ли вы, какой сегодня день? — спросил Ник.
Гости смутились. Что-то было в местной атмосфере такое, что непривычные к ней теряли счет времени и ориентацию в пространстве.
— Канун Рождества, — задушевным голосом напомнил Ник. — Выезжаем через час.
Зимбабве, Африка— Уезжай, — велела Ингрид Дамиану.
— Не могу же я просто так уехать и бросить тебя одну!
Он недоуменно вытаращился на нее из-за руля «лендровера». Она стояла при луне рядом с машиной, и ничего рядом не было — видимого, во всяком случае. Он знал, как не могла не знать и она, что обманчиво пустой ландшафт кишел зверями, из которых многие с удовольствием завалят такую напрашивающуюся добычу, как человек.
Ингрид подняла руки — в одной был сотовый телефон, в другой винтовка:
— Я не одна.
— Много тебе пользы будет от этого против целой стаи этих проклятых псов. Я уж молчу про львов или гиен.
— Уезжай, — повторила она спокойно. — Поедешь на кордон, посмотришь, не оставили ли нам там информацию, где искать браконьеров. Со мной ничего не случится.
— Сожрут тебя, — бросил он с горечью. Яростно рванул с места, прочь от своей спятившей начальницы, и про себя додумал: А виноват буду я.
Ингрид ждала в высокой траве, глядя вслед удаляющимся фарам.
Это его там задержит.
И быстро — потому что собаки никогда еще не сталкивались с хищником столь злобным и мстительным, как ждет их сегодня, — она сбросила одежду, включая носки и ботинки. Даже не дав себе труда сложить все аккуратно, как обычно, она сунула вещи в сумку, которую всегда носила с собой, бросила туда же мобильник и застегнула молнию. Закинула сумку на спину. Выкопала в земле нору голыми руками и сунула туда винтовку. Понюхала воздух, прислушалась, попробовала на вкус — и пустилась в бег. Не успела Ингрид сделать и десяти шагов, как уже бежала на четвереньках, груди втянулись внутрь, длинные рыжие волосы стали густым белым мехом, струящейся позади гривой. Она родилась вервольфом. Родители принесли ее в горы умирать. Но пока она еще была покрыта шерстью и пахла псиной, ее нашло семейство диких собак, обнюхало, повело с собой и воспитало, хотя с ней случались непредсказуемые и пугающие превращения, — до тех пор, пока она не научилась управлять ими сознательно.
В детстве ей хотелось быть только волком.
