– Э, дядя, видать, давно ты на Москве не был! – ухмыльнулся его сосед, мещанин с испитым лицом.
– Давно, – признался мастеровой. – В Литву с артелью ходил на заработки.
– Оно и видно! Это ж опричники, царевы люди!
– Царевы люди? – недоверчиво переспросил мастеровой. – Для чего ж царю такое заведение?
– Для того Грозный царь их над нами поставил, чтобы народ они по-всякому мучили и притесняли, мужиков смертным боем били, а баб да девок насильничали… Ездят они, ироды, и по Москве, и по всей Русской земле, ровно саранча, к седлам поганые метлы привязаны да головы собачьи…
– Спаси меня Николай Угодник! – испуганно перекрестился мастеровой. – Это для чего же такой страх?
– Для того, говорят, что они метлой со всей Руси крамолу да измену выметают, а собачьи головы – потому что они, как псы цепные, зубами грызут врагов царских.
– Что же вы их терпите?
– А как не терпеть? Кто не стерпит, слово одно им поперек скажет, того царевы люди лютой смерти предают – либо повесят на воротах, либо голову саблей смахнут, либо на кол посадят…
– А что ж они размалеваны, как непотребные девки?
– А это, дядя, теперь так у боярских детей заведено, чтобы щеки румянить да глаза красить. И эти, опричники, туда же, за боярами тянутся…
– Тьфу, срамота! – мастеровой плюнул на посыпанный соломой пол, перекрестился.
– Тише ты, дядя! – шикнул на него сосед. – Не ровен час – услышат, враз лишишься головы!
Опричникам, однако, было не до досужих разговоров.
Подойдя к прилавку, их главарь ударил по дубовой доске тяжелым кулаком и мрачно уставился на целовальника.
Тот униженно склонился, забормотал заплетающимся от страха языком:
– Чего изволите, господин хороший? Не изволите ли вина чарочку, да капустки квашеной на закуску?
– Вина после нальешь, когда дело сделаем, а сперва сказывай: не видал ли ты злодея и душегуба по имени Коряга?
– Али я знаю, кого как зовут? – залебезил целовальник. – На что мне их нечестивые имена? Пьют горькую, несут денежку в царскую казну – ну и ладно!
Опричник еще больше помрачнел: понял, на что намекает целовальник, мол, и я тоже царев человек, как и вы.
– Ты себя со мной не равняй! – рявкнул опричник. – Ты любому смерду вино цедишь да в пояс кланяешься, а я крамолу да измену извожу, сам решаю, кому жить, а кому помирать, передо мной князья и бояре шапку ломают!
– Я разве посмею? – еще пуще залебезил целовальник. – Разве ж я не понимаю, кто я, а кто вы! У меня, господин хороший, такого и в мыслях не было!
– Ты мне зубы-то не заговаривай! – Опричник свел брови на переносице, скрипнул зубами. – Говори, видел Корягу?
Целовальник пригнулся еще ниже, глаза его удивительным образом разбежались в разные стороны, и левый скосил на рогожу, прикрывающую потайной выход.
Главарь опричников махнул рукой, и вся ватага посыпалась из кабака.
На улице, однако, уже никого не было.
Чуть раньше, выскользнув на улицу, Коряга огляделся по сторонам и побежал к Мясницким воротам.
Однако перед самыми воротами он задержался, увидев в канаве бесчувственное тело.
В этом не было ничего особенного – возле кабака немало лежало вусмерть упившихся мастеровых да холопов, но Коряге показался знакомым продранный зипун этого несчастного с прожженной на спине круглой дырой. Подойдя к нему поближе, Коряга перевернул его ногой и увидел знакомую рябую физиономию и редкую клочковатую сивую бороденку.
– Таракан… – удивленно проговорил Коряга, вглядевшись в лицо старого знакомого.
Таракан не дышал. Лицо его было багровым, глаза выпучены, как у вареного рака, язык вывален. Нагнувшись пониже, Коряга разглядел туго затянутый на шее тонкий шелковый шнурок.
– Вот оно как… – проговорил Коряга, оглядываясь по сторонам. – Вот он, выходит, какой иноземец…
Смену Лариса отработала кое-как. Она путала карточки и кабинеты, одну старушку вместо рентгена послала на анализы, мужчина с больной ногой вместо ортопеда был направлен ею к гинекологу. Хорошо, что Эльвиры сегодня не было на работе, а то не миновать бы Ларисе нагоняя. Но она тут же поймала себя на мысли, что ей, в общем-то, наплевать. Если Эльвира совсем распояшется, за эту работу она держаться не станет.
Утром она встала с больной головой и сказала себе, что это – в последний раз. В последний раз она поедет к Володе и передаст ему открытку. Если он станет настаивать, она вежливо, но твердо с ним распрощается. Пускай ищет другую дуру, готовую рисковать жизнью для того, чтобы он удовлетворил свое любопытство.
Не найдет, тут же поняла она, никого он не найдет.
Она хотела рассказать ему все, с самого начала – про «племянницу», про карлика, но он кинулся к открытке и вцепился в нее дрожащими от возбуждения руками.
– Знакомая статуэтка, – проговорил он, разглядывая открытку. – Подожди секунду…
Он подъехал к книжному шкафу, достал с полки толстый альбом в глянцевой обложке, положил его на колени и перелистал.
Лариса успела разглядеть название альбома – «Египетские древности в собрании Государственного Эрмитажа».
– Вот она, – проговорил Володя через минуту и повернул альбом, чтобы Лариса могла видеть иллюстрацию. – Кошка, Древнее царство, четвертое тысячелетие до нашей эры…
Действительно, на странице альбома была фотография той же статуэтки, что и на открытке, – каменная кошка, совсем как живая, сидит, обернув лапы хвостом.
– Это статуя из коллекции Эрмитажа, находится в египетском отделе, на первом этаже музея.
Володя замолчал. Молчал он очень долго, и на Ларису накатило раздражение.
– Что ты так на меня смотришь? – проговорила она наконец. – Что – теперь я должна идти в Эрмитаж? А потом куда – в Дрезденскую галерею? Взобраться на Эйфелеву башню? На пирамиду Хеопса?
– Да нет, конечно! – перебил ее Володя. – Я тебя и так замучил своими просьбами! У тебя свои дела…
Лариса тяжело вздохнула. Опять он хитрит. Даже голос становится другим. Вроде бы недолго они знакомы, а она его уже изучила.
– Зачем тебе все это надо? – неожиданно спросила она. – От скуки?
Он помолчал, вцепившись в подлокотники кресла. Лариса тотчас пожалела, что задала вопрос.
– Ну да… – выдавил Володя из себя наконец, – можно сказать, что от скуки. Ты не представляешь, до чего паршиво сидеть в этих четырех стенах! И думать только о своих ногах! Встанешь – не встанешь, пойдешь – не пойдешь! Если бы точно знать, что не пойду никогда – я бы успокоился и по-другому жизнь свою устроил! А так Андрюха все ходит и ходит, делает что-то…
– Он же помочь тебе хочет! К нему очередь больных стоит, а он все бросает и к тебе ездит! – закричала Лариса.
