Здесь было слишком много книг. Он медленно прошелся по комнате, читая надписи на корешках. Книги о музыке, беллетристика, история, биографии, сказки, эзотерические тексты — некоторые на столь экзотических языках, что Боджо не знал, что это за алфавит. Он иногда не понимал, алфавит это или некий секретный код вроде тех значков, которые люди его племени оставляют на стенах зданий или на обочинах дорог в качестве посланий друг другу.
Книги были расставлены совершенно бессистемно. Но даже если бы их разложили перед ним как на выставке, как сказала бы тетя Джен, все равно у Боджо не было четкого представления о том, что именно он ищет.
Вообще-то, он не был книжным червем — вот в чем состояла главная проблема. Боджо шел от устной традиции, когда все пересказывается старшими младшим или просто остается в истории племени, передающейся от поколения к поколению. Он умел читать, но редко открывал книгу с тех пор, как научился этому. С книгами у него были какие-то мистические ассоциации, и библиотека являла собой блестящий пример таковой.
Он знал, что книги подразделяются на две большие категории: те, которые читаешь для развлечения, и те, которые читаешь для того, чтобы почерпнуть в них какие-нибудь сведения. За годы посещений дома Келледи он неоднократно видел, как Мэран или Сирин входили в библиотеку с какой-нибудь проблемой, снимали с полки книгу и в ней находили решение.
Но они-то знали, что конкретно ищут или, по крайней мере, где следует искать. А кроме того, они часто находили то, что им было нужно, в беллетристике, а не только в справочной литературе.
Тяжело вздохнув, Боджо постоял еще в библиотеке, скользя взглядом по корешкам книг. В конце концов он решил, что у Сирина и Мэран просто особый дар находить нужную книгу и библиотека как таковая ни при чем. То, что нужно ему, он должен искать сам, без помощи книг.
И он вышел из дома Келледи с его флюгерами и башней и направился по тропинке под дубами к дороге. Он окинул взглядом Стэнтон-стрит, а потом, полуприкрыв глаза, запрокинул голову. Так он стоял довольно долго, спокойный и сосредоточенный.
Тот, кто не чувствует, подобно ему, устойчивой связи между этим миром и мирами, с которыми он граничит, не заметил бы того, что Боджо получал «из воздуха». Он искал волшебное, и его было кругом полно, но он также искал и мудрости, а это обнаружить было гораздо сложнее.
Он чувствовал присутствие домовых и призраков, теней и жителей Пограничных Миров, фей и привидений. Они были здесь, рядом с ним, — под деревьями, у него за спиной, наверху, в кронах дубов. Они спали в общественных парках и рылись в помойках. Они были в канализационных трубах, они крались по крышам или карнизам, заглядывали в окна к людям.
Боджо вовсе не удивлялся, заметив кого-либо из них. Они всегда были — и среди белого дня, и глухой ночью. Эти блики, улавливаемые краем глаза, шорохи из угла, который кажется пустым…
Сегодня вечером их было особенно много на улицах, как будто в праздник, например в День костров или в канун Дня Всех Святых. В такие вечера этот невидимый народец шатается по городу целыми компаниями, стаями, безобразничает, распевает песни. Но, несмотря на то что эти существа сегодня вышли на улицы, они казались подавленными. Что-то было в воздухе непривычное. Как будто теней, что ходили по аллеям и вдоль домов, выбросили из их жилищ. Высоковольтные провода гудели громче обычного, и еще чувствовался запах, как будто проводка перегорела, — еле заметный, но ощутимый. Боджо заинтересовался, но сегодня ему некогда было разбираться с этим.
Он заставил себя сосредоточиться на самом нужном. Он все расширял и расширял диапазон наблюдений и наконец нашел волшебную точку, которую искал, — искру, слабо мигающую на довольно большом расстоянии.
Закрыв глаза, он сосредоточился на этой искре, стараясь поточнее определить, что это. Но он услышал только шепот теней. И единственное, что смог понять, — что это человек или, по крайней мере, существо мужского пола. Больше ничего. Как будто этого человека укрывал темный плотный плащ, и было непонятно, принадлежат ли тени, которые он отбрасывает, ему самому или тем, кого Боджо искал.
Это было не столь важно. Кем бы тот ни был, он единственный из обнаруженных обладал достаточной силой. Боджо знал, что ему придется найти этого человека или вернуться к Холли ни с чем, а этого ему очень не хотелось.
Мысль о Холли заставила его улыбнуться. «Не увлекайся, — частенько говорили ему дяди и тети. — Это не твой мир». Но как же не увлечься Холли? Она такая хорошенькая, такая умница, и у нее такие чудесные рыжие волосы!
Боджо питал слабость к рыжеволосым женщинам. Особенно если они ездят на мотоцикле. Интересно, не стоит ли у Холли в гараже за магазинчиком «Нортон» или «Индиан». А может, «Винсент Блэк Лайтнинг»?
Думай о деле, одернул он себя. Если ничего не получится, ты завтра не сможешь показаться в ее магазине. Женщинам нравятся мужчины, которые держат слово. Он сказал, что поможет, значит, должен помочь, а потом уже выяснять, как она относится к мотоциклам.
Как и невидимые люди, с которыми он делил эту ночь, он старался держаться в тени. Его путь лежал на восток, по Стэнтон-стрит. Особняки становились все менее и менее презентабельными, пока не сменились домами из красного кирпича и витринами магазинов. Когда он видел проезжающую машину или, реже, пешехода, он поспешно нырял в парадное или двор. При нем не было никаких документов, ничего удостоверяющего его личность, поэтому он побаивался, что его остановит какой-нибудь представитель власти и спросит, что он, собственно, тут делает в столь поздний час. Привычка держаться незаметно стала теперь его второй натурой. Независимо от того, в каком мире все происходило, жестянщики привыкли к столкновениям с законом. Полицейский еще может поколебаться — упечь человека за решетку или отпустить восвояси, но если речь идет о жестянщике — тут они единодушны в своей неприязни. Такое для Боджо было отнюдь не ново.
Дойдя до Пальм-стрит, он понял, что больше не нужно осторожничать. Он уже миновал не одну полицейскую патрульную машину. Его едва удостоили взглядом. Он понял, что сегодня у них имеются гораздо более важные дела, чем заниматься каким-то праздношатающимся жестянщиком.
Пальм-стрит была основной магистралью Злачных Полей Ньюфорда, части города с самой дурной репутацией: закусочные, стриптиз-бары, ночные клубы, гостиницы, массажные кабинеты и бесконечные маленькие магазинчики, торгующие со скидкой. Они были так крепко заперты в это время суток, так надежно защищены металлическими роллетами, испещренными граффити, что можно было подумать, там действительно есть что-то ценное.
